Простите меня! (Сборник). Наталья Нестерова

планировали, что Андрей отойдет от вокзала и поймает машину. Марина с бабушкой подождут. Потому что вокзальные таксисты ломили цены запредельные. До места, к которому красная цена четыреста рублей, таксисты требовали две тысячи и с неохотой на полторы соглашались. Но поймать три машины и подогнать их к вокзалу было нереально.

      Поняв безвыходность Марины и Андрея, стоящих у груды багажа, таксисты ни в какую не соглашались снижать плату.

      – Что за вульгарные торги, – хмыкнула бабушка-аристократка.

      «Может, ты сама и выложишь девять тысяч рублей за доставку своего барахла? И заодно оплатишь носильщика», – подумала Марина. Но вслух ничего не сказала. Лихорадочно соображая, как в их маленькой квартире разместить бабушкины вещи. Если их просто внести и поставить, не останется места для передвижения.

      Ехали на трех машинах. Потом Андрей сбегал домой за деньгами, чтобы расплатиться с таксистами, таскал вещи наверх. Как и ожидала Марина, в квартире стало не повернуться.

      Андрей уехал на работу, потный и злой.

      – Бабушка, это твоя правнучка, – представила Марина дочь, испуганную вторжением чемоданов и коробок.

      – Здравствуй, девочка! – ущипнула бабушка ребенка за щеку, не подумав спросить об имени. – Так! Никаких «бабушек» и тем более «прабабушек». Зовите меня Эмилия. Ясно? Девочка, повтори: Эмилия.

      – Миля, – повторила малышка.

      – Тесно у тебя, – скривилась бабушка Эмилия.

      – Что имеем, – огрызнулась Марина.

      Она-то считала, что покупка однокомнатной квартиры в Москве, да не на окраине, – свидетельство их с Андреем благополучия.

      – Где я буду жить? В комнате?

      – Нет, извини. Спать ты будешь на кухне.

      – Что? Как прислуга? Кухарка?

      – Бабушка, то есть Эмилия, – старалась держать себя в руках Марина, – в комнате ребенок, который просыпается по ночам, да и мы с Димой.

      «Скажи спасибо, что тебе кухню выделили», – хотелось добавить Марине. Но она промолчала. И в последующие дни у нее выработалась привычка думать одно, говорить – другое.

      – Кроме кухни, могу предложить только ванную или балкон.

      Эмилия мгновенно учуяла зреющий бунт внучки. Ткнула корявым старческим пальцем с вызывающе красным маникюром Марине в грудь:

      – Не груби! Я этого не люблю. Еще будешь благодарна, что я у тебя остановилась.

      – Бабу… Эмилия, душ примешь после дороги (смоешь свой жуткий макияж) или завтракать? – спросила Марина.

      – Чашку хорошего кофе и сигарету, – распорядилась старушка.

      В течение рабочего дня злость Андрея перегорела. На кого злиться? На Маринку, которая пожертвовала карьерой ради их ребенка? Два с лишним года назад Марина работала с ним на одной фирме, и перспективы роста у Маринки были куда лучше, чем у Андрея. Сейчас ловит каждое слово, когда он рассказывает о производственных делах. Старается скрыть, но заметно – переживает, скучает. И при этом держится молодцом, вьет их семейное гнездышко. Да и мать она замечательная. Теперь же на Маринку свалились новые проблемы в виде