Золотой гребень для русалки. Наталья Солнцева

как не нам, костромичам, возрождать славу земли русской? – напыщенно восклицал Борецкий.

      – Ты, Илья, совсем в патриархальщину ударился, – посмеивались над ним друзья. – Заведи еще в офисе порядок, как в боярском тереме. Секретаршу в сарафан наряди, вели за прялкой сидеть. Сам бороду отпусти, а деньги в сундуках запри. Вместо электричества – свечи, вместо телефона – голубиная почта.

      – Не надо утрировать, – сердито возражал тот.

      Однако прислушался, поубавил свой пыл. Но усадьбу в Сатине все же приобрел и начал облагораживать. Теперь будет здесь Святки праздновать – не в московской квартире, не в шумном ресторане, а в загородном доме, среди заснеженного одичавшего парка, под песню вьюги, под треск дров в печи.

      – Портрет куда вешать будем? – спросила Ульяновна, отвлекая хозяина от раздумий.

      Он с юности вбил себе в голову, что семья их ведет род от боярыни Марфы Борецкой, больше известной как Марфа Посадница, – супруги новгородского посадника Борецкого, после его смерти унаследовавшей владения и выступившей против Москвы. Она была заточена в монастырь, где погибла при невыясненных обстоятельствах.

      Илья Афанасьевич считал Марфу героиней и гордился таким родством, ничем, впрочем, не подкрепленным, кроме его собственного убеждения.

      – В большом зале, на почетном месте, – распорядился он.

      Портрет Марфы, написанный маслом по его заказу, занял центральную стену. Хозяин отошел на несколько шагов, любуясь картиной в массивной бронзовой раме, одобрительно качнул головой.

      – Хороша. А? Что скажешь, Ульяновна?

      Экономка во всем поддакивала. Марфа Семеновна на портрете и впрямь вышла царицей – легкая полуулыбка, исполненный достоинства взгляд, золоченый кокошник, жемчуга, вышитая накидка.

      – С вашей матушкой поразительное сходство!

      – Ты мне льстишь, – смутился Борецкий. – Все равно спасибо. Приятно осознавать, что…

      Их беседу прервал зычный голос прораба. Он, громко топая, появился на пороге зала.

      – Печнику заплатить надо, – сказал он. – Человек работу закончил, я принял. Печи у вас, Илья Афанасьевич, как в музее: зеленые изразцы, кованые заслонки. Я себе захотел такую же сделать.

      Прораб приблизился, оглянулся на Ульяновну и прошептал:

      – А дом того… освятить бы следовало…

      – Чего-о? – не понял Борецкий.

      – Освятить бы надо, говорю. Нечисто тут… Кабы беды не приключилось…

      Глава 8

Москва

      Девушки с завистью поглядывали на густую, от природы вьющуюся шевелюру Юны.

      – Везет же некоторым, – вздыхала Бэла. – Ни завивка не нужна, ни особый уход. Растут волосы буйно, как сорняки на грядке. Мне бы такие! А то я и масла разные втираю, и феном стараюсь не пересушивать, а как расчешусь, сразу горсть волос долой.

      Рыжая «русалка» молча накладывала грим. В другой бы раз сплюнула, чтоб не сглазили, по дереву бы постучала. Но