Соляра. Александр Иличевский

только в порционном виде. Время, например, тоже очередь, поскольку события – порционны, то есть по своей природе взаимно исключают происхождение друг друга. Встал в конец недлинного, но медленного хвоста. Впереди – двое взбудораженных чем-то военных, без фуражек на мокрых, прилипших к челкам лбах; женщина с капризным от недосыпа младенцем – бедняжка, весь в зудящей от комариных укусов сыпи; дядька в соломенной шляпе, из-под полей которой пижонства ради торчит специально не оторванный клочок артикула. Еще дальше: черно-белый хасид (шикарная шляпа – Сатурн) с упакованной в парик женой и детьми, – они азартно перебрасываются кусочками беззаботности, еще чуть-чуть – и хоровод запустят.

      Деловитая физиономия кассирши, готовящейся начать торговлю полетами, протирает ветошью окошко. Сзади подходит человек с грустно-наглым, как у какаду, видом: в руках – книжечка стихов Хлебникова. Мне интересно, спрашиваю: где продается? Вместо ответа – небрежно:

      – Ты крайний будешь?

      Стоя в очереди в кассу, думаю: 1) о том, как вернусь обратно в Москву и чем мне придется там сразу заняться: а) обратиться к Пете за рассказом о Фонаревых; б) составить и отнести запрос в «Инюрколлегию» (это на Тверской, в том же доме, что и театр Ермоловой: у входа парит увитая стремительным курсивом гравировки латунная табличка, начищенная до прозрачности, в которой – если двинуться справа налево – взбегает от Кремля и развертывается панорама ул. Горького; рядом – бар «Марс», где в буфете вкуснейшие эклеры, а на втором, питейном, этаже – как медсестры, ласковые с симпатичными мальчиками проститутки из соседнего «Интуриста» надменно тянут в соломку жидкое золото из бокала с навешенной на край маслиной); в) начать подготовку к сдаче «теорминимума» по квантовой механике, так как скоро начало семестра и пора бы позаботиться о своем поступлении в теоргруппу, – во время учебы припрет нагрузка; г) на третий день, 10-го, пораньше утром, отправиться сюрпризом в Домодедово, чтобы встретить то свое впечатление, с которым я прошатался вчера весь день по городу, – она упомянула дату своего возвращения в Москву, после которой я мог бы ей позвонить.

      Также я думаю: о том, 2) как мне следует себя вести у Фонаревых, и мне кажется, что я уже придумал; и о том, 3) что я сейчас вижу свою ночную гостью, появившуюся из нахлынувшей невесть откуда сутолоки пассажиров: слоняясь, она забрела-таки на вокзал (бродяг к вокзалу притягивает инстинкт невозможной подвижности, как к раме оконной – пылинки) и теперь, увидев меня, подбежала и тянет за запястье.

      Поразмыслив, вспомнил совет отца и купил ей билет – со скидкой для школьников. Строго сказал, чтоб ждала меня во дворе моего дома в двадцать два тридцать. Кивнула. Когда мы, съев по половинке гяты в привокзальном буфете, расстались (любопытно вертясь во все стороны, кратко исчезла в толпе), я подумал, что она может и не знать, что такое «двадцать два тридцать».

      Фонаревы. Фонаревы – наши родственники: мой прадед приходится родным братом ихнему предку. Хотя и родственники,