Завтра ты умрешь. Анна Малышева

Наталья. Голос внезапно сорвался, и она хрипло докончила: – Ты завидуешь, и все!

      – Чему? – с деланной жалостью ответила та. Ольга держалась спокойно, явно наслаждаясь бессильной злобой противницы. – Посмотри, что с тобой стало за пять лет! Я помню, какая ты пришла, а вот какой ты уйдешь, если вообще уйдешь? Ты же стала ее тенью! Ты без нее никто!

      – Неправда! – прохрипела Наталья. – Уйду, когда захочу!

      – И поедешь в свою однокомнатную квартиру в Королёве? И будешь проедать сбережения? То есть, пропивать, – беспощадно уточнила Ольга. – Да ты там и дня не выдержишь, запросишься назад!

      Повисла пауза, во время которой слышался только ровный шум дождя, да тяжелое дыхание Натальи.

      – Думай лучше о себе, – наконец, посоветовала она. – Мы тут все в одной лодке.

      – Не совсем! – не сдалась Ольга. – Я-то работаю. Мне все равно, за кем убирать – за банкиршей, за актрисой, за сумасшедшей… Грязь везде одна и та же. Я продаю свои руки, а ты?

      – Да что на тебя нашло? Пять лет молчала, и вдруг заговорила!

      – Слишком долго молчала! Не знаю, как ты, а я точно уволюсь! Ненавижу этот дом! Мне все кажется, что кто-то бегает по темным комнатам, и прячется, как только включишь свет… И знаю ведь, что это кошки, а мне все чудится, будто кто-то другой!

      – Ну, и кто из нас сходит с ума? – поинтересовалась Наталья. Она хотела прибавить что-то еще, но в этот миг обе женщины разом обернулись в сторону парка. Оттуда послышался шум, которого они в пылу ссоры не заметили. В свете фонаря мелькнула небольшая машина, показавшаяся черной, скрылась за углом дома. Шум мотора стих, громко хлопнула дверца, женщины переглянулись.

      – Генрих!

      – Наконец-то! – Ольга перекрестилась. – Беги к нему, скажи, чтоб сразу шел наверх!

      – А куда он пошел, по-твоему? С бокового входа – прямо в мансарду. Наверное, Михаил Юрьевич его вызвонил.

      Недавние враги, разом сплотившись, приняли заговорщицкий тон. Они перешли в гостиную, где Ольга сразу принялась разжигать камин. Наталья, устроившись в кресле и утопив ноги в меху медвежьей шкуры, мстительно заметила, что она бы ни за какие деньги не стала изображать Золушку ради того, чтобы Генрих смог выкурить свою электронную трубочку, сидя у огня. Ольга не обиделась.

      – Мы все здесь кого-нибудь изображаем за деньги. Впервые об этом задумалась?

      – Ты ведь пошутила, когда сказала, что уволишься? – Наталья встала и подошла к камину. Огонь уже разгорелся, и Ольга, сидя на корточках, осторожно шевелила дрова кочергой. – Ты ведь не уйдешь?

      Ольга подтолкнула вглубь камина крупное полено, по коре которого уже начинали бегать искры. Покачала головой:

      – Уйду. Я служила тут слишком долго, мне все опротивело. Могу сорваться, нахамить. Честно говоря, я уже нашла другое место. В другом конце области, далеко отсюда. Я и искала подальше! – вырвалось у нее. – Страшно здесь!

      – Боже мой! – Наталья уселась на шкуру, обхватила колени и уставилась в огонь. – Страшно, конечно, особенно