Дальнее небо. Сергей Е. Динов

ее не дождался, но вида не показала. Побожилась пред соседкой, что было, мол, чудо-явление, вот те крест, было. Трижды в сторону иконы перекрестилась.

      Валентина сама верующая была. По воскресеньям, к исповеди и причастию в храм на велосипеде ездила, в поселок, что в шести верстах от их деревни вдоль дубровинской дороги раскинулся. В храме недысь ремонт большой закончили, купола позолотили, узорные кресты поставили. Побеленный пятиглавый собор со свечкой колокольни вновь возродился всей своей древней красотой и величаво возвышался над темными водами озера Мстино вопреки семи десяткам советских лет колхозной разрухи, складской надобности и варварского безбожия.

      В тот день заспанная Валентина великодушно простила Глафире недосып и ранний свой подъем. Чаю с каманикой соседки попили. К полудню сговорились да с невеселыми разговорами про тяжкую бабью долю побрели через плотину, в сосновый Бор, по ягоды, – чернику и голубику на варенье собирать. Далеко забрели, аж за Кресты, на Черное болото. Доверху ягод по две корзинки насобирали. Кажись, и впрямь Чудотворец подсобил. Обе усталые, но предовольные из леса вернулись. Глафира больные ноги едва до избушки дотащила, на крылечко присела, расстроилась, что деткам и внукам ватрушки с черникой в русской печи на дорожку не напекла.

      На второй день в медпункт на телефон Николай, сын, значится, из Петербурга позвонил, узнать, как, мол, там дела у матери.

      Вскоре саму Глафиру к телефону позвали. Чай не в городе жили, все в округе свои, знакомые-перезнакомые с рождения. Деревенские друг дружку привечали и ежели что – подсобить могли. А тут такая малость: старушку с другого конца деревни к телефону позвать. Фельдшерица сбегала, Зинаида, молоденькая, хорошенькая. С ямочками на румяных щечках. Любо дорого посмотреть, полюбоваться. Всем местным ухажерам от ворот поворот давала. Сёму своего, что с деревни Ваваиво, с армии терпеливо ждала. Она-то и позвала Глафиру. Ноги у молодухи не обломались, прогулялась на край деревни. Уж бабка Глаша под вечер ей вареньицем из каманики с благодарностью угостила. Добро на добро, значит, отметилось. Так у праведных людей и положено. Да не всегда получается по нынешним-то злым временам.

      Не успел Николай по телефону про здоровье мать спросить, как та про явление Чудотворца заблажила радостно. Зинаида даж растерялась, так на взаправду похоже было. С роду не замечена была старая Глафира в пустых байках-то. Еже ли что говорила, все по совести да по правде.

      Посетовала старушка сынку, что Никола Угодник ее не дождался, пока она за Валентиной-то бегала, и пропал.

      – Как пропал? – удивился Николай, сын который, по телефону.

      – Да так и пропал! – печалилась Глафира. – Стоял у стеночки, седенький такой, нимб золотый светился, а как возвернулись в избу с Валентиной, так и след его простыл.

      Промолчал Николай, сильно удивился, конечно. Удивление в нем затаилось, но не надолго. На неделю. Отправили Никитку в первый класс. Дочку Машуню в детский сад Антонина отводила по утрам перед работой,