Старый молот. Арсений Станиславович Булгаков

собак до бездомных – просто вымерли, а на их излюбленных лежбищах встал крепкий лёд, храня их тела для исследователей будущих миллениумов. Одинокие путники, краткой усадкой перебегая от дома к дому, одевали десятки слоев одежды, напоминая огромные антропоморфные шерстяные клубки, неловко скачущие по сугробам и скользящие по улицам.

      Сами сугробы, гонимые ледяным бураном, обтекали вокруг домов, повторяя их формы в меньшем масштабе, от чего создавалось впечатление, будто зима строит свой город в городе, словно белый архитектурный макет, а сугробы всё высились с каждым пройденным часом. Жители первых этажей уже никак не могли понять, что творится у них за окном; им проще было признать тот факт, что теперь они живут в подвале, потому что сама земля поднялась на пару приличных метров. Жильцы, что обустроились выше, могли лишь наблюдать, как некогда великий город беспомощно скован цепями, словно ядро Земли не было жидкой и кипящей магмой, а сверхновой звездой, горящей и источающей холод.

      Город был законсервирован, целый город, словно кусок говядины, валялся в морозилке, погружённый в стазис, а жизнь в нём остановилась, как в криокамере. Ветер, что в обычные дни способствует созданию и распространению движения, и люди, которые, декламируя свои нелепые истории, постоянно дышали, помогая ему в рождении движения, – всё застыло. Теперь этот город принадлежит морозу; он взял его без крови, одним лишь страхом

      Ведавшая ещё со времён Сталина ржавая тарантайка бренно и жалко пробиралась сквозь стужу. Какой ни бери промежуток времени и пространства, всегда можно найти тех представителей рода человеческого, которых не пугает ничто: ни глубины океанов, ни космическая пустота, ни тем более леденящий мороз.

      – Да прямо последний круг ада, да и думаю, количество обитателей такое же, – сказал Брутто, невольно съёживаясь от вида за окном. Он накинул перед выходом на себя с десяток кофт и маек, и, несмотря на то что большая часть КПД двигателя шла на обогрев жигуленка, он чувствовал себя так, словно стоит в одном исподнем, обдуваемый арктическими ветрами.

      – Надеюсь, более приятной наружности, – ответил ему водитель, по привычке включая поворотник, что было, конечно, абсолютно бессмысленно: на многие километры вокруг не было ни машин, ни людей, но даже освещения.

      – Думаешь? – ехидно вторил ему Брутто.

      – Тогда ты Брут!

      – Если я Брут, то ты Кассий.

      – Логично, тебя, по крайней мере, больше знают.

      – Я ненавижу отсылки к Данте. Если я лично попаду в Ад, то там точно будет всё как у Данте.

      – Второй тогда мой вопрос пусть останется не озвученным.

      – Да уж, пожалуй, держи при себе, – чуть расстроенно и неловко произнёс Брут, пряча взгляд вниз.

      – Ну что, куда дальше ехать? Что ты там хотел? – спросил водитель, вставляя ключ в зажигание и пару раз прокручивая его. В конечном итоге двигатель завёлся.