Старый молот. Арсений Станиславович Булгаков

и глухим голосом.

      – Дай докурю, я уже все равно начал, – пытался отмахнуться Брутто.

      – Нам применить силу? – сказал рыцарь, двинув туловище вперёд.

      – Ладно, ладно, – ретировался Брутто, выкидывая сигарету и уходя прочь. Черный рыцарь расстроился и даже неудовлетворительно вздохнул; вновь его оружие возмездия и правосудия оказалось не у дел. Как долго он нес с собой свою тяжелую огненную дубину, мня себя Александром, Святославом, Михаилом и всеми прочими, но орды подростков, забулдыг, никак не хотели идти «на вы».

      Но вот его взор снова обратился вдаль. Кажется, кто-то был не так одет или подозрительно стоял, слишком фривольно, скрестив ноги и мешая общественной безопасности своей вычурностью позы. Он четко помнил наставления своего старшего: «Следи и помни, когда они так стоят, облокотившись и скрестив ноги, это начало конца. Они думают о себе и своем комфорте, забывая об обществе и государстве. Их скрещенные ноги – это крест на нашей стране». И черный рыцарь, покрепче затянув шлем, стремглав помчался с дубинкой на голо, охранять, защищать и спасать свою Родину.

      Брутто зашагал дальше вдоль мостовой, перечитывая по ходу мелькающие рекламные вывески и плакаты. Настроение его значительно приподнялось, и хотя болезнь не ушла, но появилось и что-то новое. Будто в его голове среди густого и плотного, влажного тумана, преследующего его весь день, мешающего не только видеть и идти, но даже дышать, появилось долгожданное солнце. Это было уже совсем другое солнце, не то что с утра, когда он только шел в поликлинику. Это солнце не жгло чресла, проявляя ярость, выпаривая из тела укрытые капли чистой воды. Это было солнце, которое, словно белые флаги корабля, несло приятную весть – нет, не то что Тисей жив, и можно теперь не обрамлять свое горе трагическим концом, а что приплыл этот корабль на спокойных волнах.

      Казалось, произошедшее было чем-то очень и очень славным, но от чего-то Брутто еще чувствовал черную горчащую слизь под ребрами. Как будто он уже видел дальше, и пока собравшиеся на берегу без оглядки радовались спокойному морю, он на борту ждал, что не опасность, а покой принесет с собой смерть. Нет, не с криком погибнут они в яростном шторме, а со вздохом в мертвом штиле. А всё это спокойствие, которого так жаждали страждущие, лишь капля – капля йода на развороченное и изуродованное тело человечества. Будто за тысячи лет, что орел клюет тело бедного Прометея, кто-то впервые капнул на него немного бриллиантовой зеленки. Достаточно ли это плата навечно распятому на камне античному Христу? А Брутто так и бродил до конца дня между двумя солнцами – красным, жарящим яростью, и белым, очищающим светом.

      Глава 2. «Расход»

      Беззвучие повисло повсюду, отражаясь в хрустальном льду, подобно посюстороннему гимну из неуловимых нот, который наигрывают неведомые призраки на органах, сотканных из проржавевших труб подвалов домов. Оно резонировало неясным образом с тяжелыми облаками, вероятно, и с далёким северным