Ярость. Карин Слотер

даже проспать не мог больше часа, чтобы не проснуться для перекура, и бывали дни, когда воняло от него похлеще, чем от пепельницы с намокшими окурками.

      Робин потянула его в посадку за рестораном «Колониальный», бросив через плечо:

      – У тебя хватит денег заплатить за комнату?

      Джон не ответил, потому что до сих пор не верил в то, что происходит. Держа под руку, Робин вела его через посадку, как будто у них было любовное свидание. Ему захотелось снова услышать ее голос. Тон ее был успокаивающим, хотя она явно торопилась побыстрее со всем этим покончить.

      Не выпуская его руку, она остановилась.

      – Эй, я спросила, хватит у тебя денег на комнату? – Она показала в сторону кустов. – Я не делаю этого на улице, как какое-нибудь животное, которому припекло.

      Джону пришлось прокашляться, чтобы быть в состоянии говорить. Сердце в груди стучало так сильно, что он чувствовал, как с каждым ударом вздрагивает рубашка на груди.

      – Да.

      Она не двинулась с места.

      – Ты вспотел.

      – Прости, – сказал он и, высвободив руку, вытер ее о джинсы. Джон чувствовал себя неловко, и на его губах появилась глупая улыбка. – Прости, – повторил он.

      Она строго взглянула на него, пытаясь понять, что у него на уме, и опять сунула руку в сумочку.

      – Ты в порядке?

      Джон огляделся по сторонам и подумал, что с ее стороны было большой ошибкой уводить незнакомых мужчин в посадку, что бы там у нее в сумочке ни лежало.

      – Здесь небезопасно, – сказал он. – Ты же не знаешь, кто я на самом деле.

      – Ты никогда раньше этого не делал. – Это был не вопрос, Робин просто констатировала очевидные для нее вещи.

      Он вспомнил Рэнделла, паренька из магазина, вспомнил, как у того судорожно перекатывался кадык, когда Джон на него наехал. И почувствовал, как у самого заклинило в горле, так что трудно было говорить.

      – Эй! – сказала она, погладив его по руке. – Пойдем, ты уже большой мальчик. Все будет в порядке.

      Джон заметил, что голос ее изменился. Он не мог понять, почему это произошло, но она вдруг заговорила с ним, как с живым человеком, а не с чем-то, что хотелось бы побыстрее соскрести с подошвы своей туфли.

      – Я не хотел этого делать, – признался он, чувствуя, что тембр его голоса тоже изменился. Он стал мягким. По-настоящему мягким, как будто он доверился ей и хотел поделиться чем-то сокровенным. Как-то сами собой его губы открылись, и с них сорвалось: – О господи, какая ты красивая! – Чувствуя, что выглядит, как какой-то патетический придурок, он попытался исправить положение и добавил: – Я понимаю, что это звучит глупо, но так оно и есть. – Он следил за ее лицом, пытаясь сообразить, что еще сказать в подтверждение того, что он не какой-нибудь козел, которого нужно поливать перечным аэрозолем.

      Ее рот казался очень мягким – эти губы можно целовать вечно.

      Нет, про ее рот он говорить не мог. Это слишком сексуальная тема.

      Тогда нос?

      Нет,