Смерть исправит всё. Петр Васильевич Шидловский

что кресла закачались у чиновников даже самого высокого ранга. А ведь он занимался не только городским водоканалом. Да что там говорить, даже прокуратуре и полиции досталось. Полковник рад бы был, если бы в докладе фигурировали поножовщина, разборки, налёты и грабежи, но только не гибель журналиста, даже если она и случайна. Когда свершается преступление, граждане относятся к нему равнодушно, главное, что не меня. И всем, в принципе, наплевать на жертву, кроме близких, конечно. Но если гибнет значимая фигура, даже в банальном ДТП, то обязательно найдётся умник, который скажет, что это не случайность и начнёт отравлять своими домыслами общественность. А эта общественность, в свою очередь, начнёт давить на власть, а власть будет давить на нас, правоохранительные органы. И мы, кровь из носа, должны в кратчайшие сроки раскрыть преступление, находясь под жутким прессингом той же общественности. А власть предержащие будут наседать, давить и сомневаться в результате, если он их не устроит. И даже если всё будет сделано правильно, найдутся те, кто в этом усомнится. Он уже нахлебался этого вдоволь – поэтому и сидит в этом РОВД. И ему очень не хотелось бы, чтобы такое случилось с кем-либо ещё ил кто-то пошёл по его стопам. Но такое происходит, и происходит в данный момент. Он внимательно слушал Анну, анализировал полученный снимки с места ДТП и отлично понимал, к чему ведёт девушка. Она продела качественную работу. Её анализ очень чёткий и выводы правильные, но то что она собирается сказать было своевременным и, в каком-то смысле, опасным. Полковник решил прервать девушку:

      – Аня, ты проделал великолепную работу. Ты – молодец, – он улыбнулся. – Но оснований для этого, пока маловато.

      – Вы о чём? – удивилась девушка. – Я не понимаю.

      – Всё ты отлично понимаешь, – полковник сделал глоток из своей чашки. – Всё ты отлично понимаешь. Квалифицировать это как заказное убийство мы, пока, не можем и возбуждать дело в такой формулировке – тоже! – стальные нотки зазвучали в голосе полковника.

      – Но почему?! – возмутилась Анна. – Вы ведь видите, что всё на это намекает!

      – Вижу! Намекает! – полковник ладонями оттолкнулся от края стола, кресло зашелестело колёсиками и откатилось назад, с лёгким стуком ударилось о стену и замерло; полковник упёрся своими ладонями о свои колени и встал, кресло при этом жалобно пискнуло. – Вижу, – на тон ниже ответил он. – Всё вижу, – он тяжело вздохнул. – Мне хорошо знакомо это чувство – желание заняться по настоящему стоящим делом. Твой талант и способности тратить на мелкие кражи и бытовые разборки – это преступление. Но и погубить его из-за неосторожного суждения – тоже неправильно.

      – Вы о чём?

      Полковник вышел из-за своего стола, обошёл его; подошёл к столу для заседаний, выдвинул стул и уселся напротив девушки.

      – А вот о чём. Погиб журналист. И не простой журналист, а борец в глазах общественности.

      – И поэтому этому делу нельзя давать ход?! Он что, не человек?!

      – Человек. Я не о том. Просто если