Хождение по мукам. Алексей Толстой

бездонное и синее, словно вымыто водами, – в такой день, в половине четвертого, Иван Ильич вышел из технической конторы «Сименс и Гальске», что на Невском¹¹, расстегнул хорьковую шубу и прищурился от солнца, подумав: «На свете жить все-таки недурно».

      И в ту же минуту увидел Дашу. Она медленно шла, в синем весеннем пальто, с краю тротуара и махала левой рукой со сверточком; на синей ее шапочке покачивались белые ромашки¹²; лицо было задумчивое и грустное. Она шла с той стороны, откуда по лужам, по рельсам трамваев, в стекла, в спины прохожим, под ноги им, на спицы и медь экипажей светило из синей бездны огромное солнце, косматое, пылающее весенней яростью.

      Даша точно вышла из этой синевы и света и прошла, пропала в толпе. Иван Ильич долго смотрел в ту сторону. Сердце медленно, точно кулак, било в грудь. Воздух был густой, пряный, кружащий голову.

      Иван Ильич медленно дошел до угла и, заложив за спину руки, долго стоял перед столбом с афишами. «Новые и интересные приключения Джека потрошителя животов. 2400 метров»¹³, – прочел он раз шесть и сообразил, что ничего не понимает и счастлив так, как в жизни с ним еще не бывало.

      А отойдя от столба, во второй раз увидел Дашу. Она возвращалась, все так же – с ромашками и сверточком, по краю тротуара. Он подошел к ней, снял шляпу и сказал:

      – Дарья Дмитриевна, я не помешаю, если поздороваюсь?

      Она чуть-чуть вздрогнула. Затем подняла на него холодноватые глаза, в них от света блестели зеленые точки, улыбнулась ласково и подала руку в белой лайковой перчатке, крепко, дружески.

      – Вот, как хорошо, что я вас встретила. Я даже думала сегодня о вас… Правда, правда, думала. – Даша кивнула головкой, и на шапочке закивали ромашки.

      – У меня, Дарья Дмитриевна, было дело на Невском, и теперь весь день свободный… И день какой-то такой… – Иван Ильич сморщил губы, собирая все присутствие духа, чтобы они не расплылись в улыбку.

      Даша спросила:

      – Иван Ильич, вы могли бы меня проводить до дома?

      – Конечно… да…

      Они свернули в боковую улицу и шли теперь в тени.

      – Иван Ильич, вам не будет странно, если я спрошу вас об одной вещи? Нет, конечно, с вами-то я и поговорю. Только вы отвечайте мне сразу. Говорите, не раздумывая, а прямо, – как спрошу, так и ответьте.

      Лицо ее было озабочено, и брови сдвинуты.

      – Раньше мне казалось так, – она провела рукой по воздуху, – есть воры, лгунишки, убийцы и уличные женщины. Но они существуют так же, как змеи, пауки и мыши, – я боюсь мышей, – а люди, все люди – немного смешные, со слабостями и чудачествами, но все – добрые и ясные… Вон, видите – идет барышня – ну, вот, какая она есть, такая и есть. Весь свет мне казался точно нарисованным чудесными красками. Вы понимаете меня?

      – Но это прекрасно, Дарья Дмитриевна…

      – Подождите. А теперь я точно проваливаюсь в эту картину, в темноту, в духоту… Я вижу, – человек может быть обаятельным, даже каким-то особенно трогательным, прямо на ощупь, и грешит, грешит ужасно при