Причудливые страхи. Дмитрий Валерьевич Мечников

им легко, их же никогда не наказывают!» – проносились боязливые мысли, а в душу сквозь страх просочилась зависть. «Чего я стою как истукан? Где же доктор?» – отзывались эхом более практичные мысли. Я подошла к окну сестринской комнаты и почти прижалась лицом к стеклу, стараясь высмотреть, идёт ли уже доктор. Так я и стояла, и смотрела в окно, а доктора не увидела. Не знаю, сколько бы я ещё стояла, но вдруг из коридора донёсся голос доктора:

      – Анна Григорьевна, ты жива ещё? К тебе вопрос есть, и преинтересный!

      «Пришёл, слава богу!» – я услышала его ехидные интонации и поняла, что страх несколько поутих. Пулей вылетела в коридор. Мне навстречу не торопясь шёл П.А.Стерников, держа в руке сложенный вдвое фонендоскоп будто плётку. Выражение лица было грозным.

      – Наконец Вы пришли. Я так боялась! – выпалила я, когда до доктора оставался какой-нибудь метр расстояния.

      – Чего же боялась, Анна ты наша Австрийская? – мне казалось, что сейчас начнётся допрос и разбор полётов и я с трудом пролепетала:

      – Груз ответственности, боюсь, вот придётся ответ…

      – Не того ты боишься, Аннушка. Вопросов надо бояться, вопросов. Во всяком случае, в данный момент. Возник у меня к тебе очень трудный вопрос. Тебе даже в голову не придёт, что я сейчас попрошу сделать!

      – А вы уже… из палаты… констатировали… в палате… к-какой вопрос? А?

      – Простой. Где покойник? Будь другом, предъяви труп!.. Чего стоишь как Статуя Свободы после второго пришествия? Труп скончавшегося дедушки. На опознание. – доктор говорил грозно, но я чувствовала в его голосе ещё и скрытый подвох. Стало мне совсем плохо, и я молча пошла в палату. Ноги стали совершенно ватными. Доктор не торопясь шёл следом. Я встала у двери.

      – Ну, почему стоим? Открывай!

      – В-вот он! – я распахнула дверь палаты и указала рукой на кровать, которую занимал несчастный дедушка. И тут моя голова стала лёгкой – лёгкой, свет в палате сделался слишком уж ярким, и я как-то отрешённо подумала, что сейчас, кажется, упаду. И было отчего – кровать была пуста.

      – В палату прошу, достопочтенная Анна Григорьевна. Как зайдёте, будьте другом, посмотрите налево, – я выполнила команду доктора как робот. И когда посмотрела налево, то увидела больного деда. Он сидел в обитом потрёпанным дерматином кресле, и был совершенно жив.

      – Ой, вы живы? – вскричала я. Все мои мысли смешались в причудливую кучу, и я уже не вполне понимала, что говорю.

      – Жив, жив я, дочка. Потеряла меня? А мне лучше стало, как прокапался.

      – Но, вы… я, то есть, думала вас увидеть… в кровати. Давайте давление смерю! – пролепетала я, чувствуя прилив жара на щеках. Со стыда, а то!

      – Не беспокойся, дочка. Доктор уже измерил. А я от кровати решил отдохнуть, всю спину отлежал, в кресло, вот, перебрался.

      – Ты уж, «дочка», предупреждай, если снова придёт охота