Случаи-то всякие бывают. Светлана Игоревна Бестужева-Лада

а нас то ли временно, то ли навсегда переселят в коммуналки по соседству. Разобраться во всем этом не было никакой возможности, потому что и три наши старухи, и я одинаково плохо ориентировались в непрерывно менявшейся обстановке. Впрочем, как и большинство наших сограждан в то время.

      С экрана телевизора преподносилось такое, за что еще не так давно могли «дать срок», причем вполне приличный. Поскольку у двух старух – Лидии Эдуардовны и Марии Степановны – давно вошло в привычку смотреть телевизор в моей комнате (одна своего не нажила, а вторая жалела денег), то я могла наблюдать за реакцией обеих. Мария Степановна постепенно доходила до белого каления и начинала ругательски ругать всех: и правых, и левых, и коммунистов, и беспартийных. Лидия Эдуардовна, похоже, получала какое-то мстительное удовольствие от того, что система, искорежившая столько жизней, в том числе и ее собственную, оказалась не такой уж несокрушимой. Я все больше помалкивала, однако надеялась на какие-то перемены к лучшему. Только никак не могла понять, каким образом эти перемены свершатся.

      Ирина, которая телевизор в принципе не терпела, приговор свой относительно происходящего вынесла сразу: «Ерунда!» А когда я пристала за разъяснениями, только хмыкнула:

      – Ты чудачка, Регина. Что может измениться в стране, где всегда признавали только одно – силу? К тому же перемены тебе сулят те же самые люди, которые совсем недавно разъясняли тебе же, что светлое будущее человечества – это коммунизм. А-а, какая разница! Мы с тобой вообще лишние на этом празднике жизни.

      – Я – безусловно. Но ты-то почему?

      – Потому, что моя мечта исполнилась. Сейчас поймешь. Когда-то я хотела, чтобы у меня было все, как у тебя. Завидовала. А Бог правду видит, сказала бы Лидия Эдуардовна. Теперь мы с тобой обе – сироты, и обе – калеки. Все поровну, все справедливо.

      – Ты можешь вылечиться, – робко сказала я, подавленная Иркиным ожесточением. – Или взять ребеночка из детского дома и воспитать его…

      – Теоретически ты тоже можешь вылечиться, – огрызнулась моя подруга. Можешь ходить на костылях, чем не ноги, только приемные?

      Мы обе помолчали. Потом Ирина, уже явно остывая, добавила:

      – Ни ты, ни я никогда не станем полноценными в этом обществе, где инвалиды и калеки не люди даже, а досадная помеха на пути к любому будущему, хоть к коммунистическому, хоть к капиталистическому.

      – Две злюки-гадюки в одной квартире – не много ли? – попыталась я перевести разговор в шутку.

      Ирина, однако, шутки не приняла.

      – Какова квартира, таковы и жильцы. Да-да, я опять со своей навязчивой идеей – «проклятая квартира»!

      – Далась тебе эта квартира! Хоть бы объяснила по-человечески, почему ты ее так ненавидишь? Ну, соседки с приветом – так ведь не алкоголики и не бандиты. Ну, ремонт нужен основательный – так давай хоть обои новые попросим кого-нибудь поклеить. На это у нас с тобой средств