Листопад пожелтевших фото… Из раннего…. Александр Леонидов (Филиппов)

и боролся, как легальными (нытье, брыкание) так и подпольными методами. В число последних входили вооруженное сопротивление с использованием подручных предметов, террористические акты, вроде только что совершенного, и даже планы уехать на электричке в сторону Дунино с целью купить там пистолет и застрелить американского президента.

      – Зачьем его убьивать? – округляла большие девчоночьи глаза Элька.

      Лешка улыбался снисходительно – чего возьмешь с женщин, кроме новых мужчин? – и объяснял:

      – Ведь если его убить – войны не будет… До Дунино доеду, а там уже рукой подать. Пистолет в Америке стоит доллар…

      Столь подробную информацию об Америке предоставил юному террористу одноклассник, сын партинструктора Гоша Горшков. Лешка ему верил, потому как кому другому еще знать про Америку?

      – Я с Пятаком уже договорился! – развел руками Лешка. – Как я там, в Америке, обоснуюсь, он приедет…

      – А зачьем он? Не помьешает? – спросила Эльза, проникаясь нужностью и важностью дела.

      – Петька-то?! Да он в директора пулял… Ну, рогаткой! – наставительно заметил Лешка и почему-то счел нужным дополнить: – Наши директора – они не ваши! В вашего каждый дурак может пульнуть…

      Видимо, стремился показать знание заграницы: ехать один чёрт – через Германию…

      Эльза коснулась мизинцем руки Лешки, со сладким трепетом осознавая, что стоит рядом с террористом, о котором завтра заговорят все газеты и телекомпании… Заглянула ему в глаза.

      – Лешья! – сказала задушевно. Так маленькая девочка признается маленькому мальчику в любви. – А ты… – и запнулась, покраснев, потупилась. – А ты когда будьешь ехать через Гифхорн… Я дам тьебе дедушкину винтовку… там оптик прицель…

      – Да мне через Гифхорн-то не с руки! – почесал Лешка круглый затылок. – Мне через Дунино ближе, а так крюк…

      Эльза еще сильней потупилась. Разве будет русский фанатик думать про нее, когда он знает только рыцарскую печать дела? Нет, лучше и не приставать к нему со своим бюргерским пониманием счастья о белом подвенечном платье и доме – фахтверке в лесу… Образ героя Эльза почерпнула из рейнских баллад, которые дед ей читал перед сном, когда не был очень занят на бирже. Это был юный всадник в охотничьей шляпе с петушиным пером, бесстрашный, как Зигфрид, сильный, как Гаген, прекрасный как Беовульф… Такому ничего не стоит плюнуть во все стороны противной овсянкой, которую Эльза с женской покорностью потребляла каждое утро, и избавления от которой связывала со своим принцем.

      Только такому Эльза была бы верна до конца своих дней, весела и приветлива для его друзей, коварна и жестока с его врагами, как королева Кримгильда…

      Рейнская сентиментальность, переехав через Буг, все больше находила себя среди северных викингов загадочного ледяного СССР. Дед говорил, что это – порабощенная Россия. Но викинги-то себя порабощенными не чувствовали, они могли кидаться в окна батарейками, взрывать пузырьки карбида, устраивать «торро» (это наука