Великая смута. Николай Плахотный

Мечтали о джинсах. Но роковую роль, считаю сыграла все-таки водка.

      Как истинный технарь, Катерина во всем ценила четкость, системность. Все в ее головке было разложено по ячейкам и клеточкам, словно в компьютере. Многие теперь задним числом хотят понять, что с нами произошло после восемьдесят пятого года? По крупицам, день за днем, с терпением и тщанием реставраторов восстанавливают событийную мозаику по цепочке сумасбродных лет. Но сбиваются. И полной ясности нет, потому что нарочно все перекручено, перемешано. Но кое-что все-таки приоткрывается. Вот и Катерина полагает, что первопричина всех бед была, между прочим, водка!

      При советской власти потребление зелия известным образом худо-бедно регламентировалось. Оппозиция трактовала это как ущемление потребительской свободы и нарушение гражданских прав. Печать, радио, телевидение подхватили эту идейку – требовали свободную и неограниченную продажу алкоголя. За несколько дней до того, как стать «всенародно избранным президентом», Ельцин по ТВ витийствовал: «Начнется борьба за привлечение к суду руководителей всех уровней за ущерб, который они нанесли лично стране и народу. Могу, – продолжал алкаш в законе, – назвать одно из этих дел – об ущербе в результате антиалкогольной кампании». И тут же ошибку нехороших советов быстренько исправили. Открыли шлюзы и кингстоны, суррогатная водка, в том числе печально известный спирт «Рояль», хлынули через кордоны безо всяких пошлин. На этой хмельной волне легко было шельмовать и поносить коммуняк – от Ленина до Егора Кузьмича.

      – Задурили людям мозги, – прервала мои подспудные мысли базарная торговка. – С пьяным-то народом что хочешь можно делать. И сделали. Жизнь до дна перебуровили. А что получили взамен? Безобразия, страдания, мытарства, кровь, слезы. И караваны беженцев.

      В этом потоке и мы, несчастные мешочники-челночники. За полторы тысячи километров молдаванки волокут, как проклятые, на продажу кабачки, баклажаны, помидоры, перец, сливы, груши, орехи, яблоки, айву. Это называется бизнес. Да только черт ему рад.

      С громкого шепота перешла на митинговый тон. Никого не смущаясь, по косточкам разбирала новейшую историю Отечества.

      – А молдавское село вообще не узнаете. Оно похоже на поле, заждавшееся дождя. Его же нет и нет. Пусть был бы даже не тихий дождик, а с грозой и бурей. Да вот и Мария наша может подтвердить, что я не вру. Она натуральная колхозница. Эй, Мария, вине эн коаче репедэ!»[2] – крикнула в пространство.

      – Марийка, ты ведь из Дондюшэнь?

      В ответ – безгласый кивок.

      – Это наш постоянный покупатель. Интересуется, как теперь живут колхозники в Молдове?

      Только что смуглое личико дивчины было безучастное, постное. Но то была игровая маска, скрывающая сильный характер. В правом углу красиво очерченного рта вспыхнула загадочная полуулыбка. Чудное свечение продолжалось секунду-две. В следующее мгновенье на живом экране свет погас, лицо снова стало невыразительным, туповатым.

      – А

2

Мария, иди быстрее к нам! (молд.)