Опасная пара для темной. Дарья Вознесенская

полной противоположностью.

      Инквизиторы вступали на путь вседозволенности и диких экспериментов.

      Ведьмочки же получали лучшее образование и воспитание, приобретали стойкость, гибкость и уверенность и становились настолько сдержанны, что любые гадости могли делать, не меняя выражения лица…

      Мы заглянули внутрь сарая, спугнув Ханша, который явно не ожидал столь быстрого нашего появления. Я сморщилась невольно. Уж не знаю, что там с ранением, но от лежащего в неудобной позе мужчины та-ак пахло какой-то ядреной настойкой, что как бы я сама не опьянела!

      Кровью тоже пахло.

      А еще…

      – Это же инквизитор… – нахмурился мой провожатый и наклонился над пьянчугой.

      Я невольно сравнила обоих.

      Тот, который стоял, такой весь светлый и брезгливо подбирающий полы, выглядел, будто снизошел сюда прямо из дворца. И выглядел неуместно.

      Тот, который, судя по позе, доехал хоть до какого-то укрытия и просто свалился со своего коня, тоже был неуместен – даже в этой дыре. Разве могут инквизиторы напиваться до беспамятства? И выглядеть еще более заросшими, грязными и неприятными, чем оскорбившие меня мужланы? Может он вообще поранился исключительно потому, что, напившись, не удержался на лошади?

      Хотя… нет.

      Я, наконец, поняла, что мне показалось знакомым. Запах гари с примесью свежести. Так пахнет воздух после грозы возле сожженного молнией дерева.

      Запах Запределья.

      Я подавила в себе желание отшатнуться и вовсе не иметь дела с этим вот всем. Потому что об этом нельзя говорить. Запределье – это ведь плохо. Для тех, кто живет в Джалгаоне. Даже для ведьм. С тварями Запределья надо бороться, трещины, через которые они лезут – закрывать. И никто из местных – даже ведьмы! – и не знают, сколько возможностей оно дает…

      Например, собственную нечисть, о которой я не пока рискнула упоминать в Джалгаоне. Но благодаря которой я чувствовала частички Запределья лучше, чем кто-либо другой.

      И могла помочь этому пьянчуге… то есть пресветлому.

      – Аника, – сказала я тоном, который не предполагал возражения, – Возьми Ханша и вернитесь к его родителям. Пусть они вас покормят, пока я буду заниматься раненым.

      Моя ведьмочка открыла рот, но тут же благоразумно его закрыла. И действительно схватила мальчишку за руку и ушла.

      – Лечить, значит? – задумчиво протянул живой и здоровый инквизитор и с каким-то облегчением отошел прочь от не слишком живого и здорового. Будто вся эта грязь были ему мучительны, – Это хорошо, что есть кому лечить. А я пойду к его коню, посмотрю седельные сумки – может пойму, кто такой.

      Хм, и даже не проверит, как я помогать буду? Не усомнится в намерениях ведьмы?

      Почему-то такое поведение вызывает раздражение.

      Но я пока отбрасываю ненужные мысли. Склоняюсь над мужчиной, откидываю перекрученный плащ, и внимательно его осматриваю. Затем руки – ноги проверяю. Не сломаны. Основная проблема – это ушибленная голова – но глупее инквизиторы обычно от таких