Под Алыми парусами. Равиль Нагимович Бикбаев

Я заплатил не торгуясь. Когда уходил, она плакала. Она вытирая сопли некрасиво ревела и черная тушь текла с ресниц, а я уносил разорванную афишу. Не алые паруса, а просто разорванный лист старой пожелтевшей бумаги.

      – Вы хотите восстановить и поднять алые паруса? – с радостным почти детским удивлением спросила миленькая девушка в художественной мастерской, куда я принес афишу на реставрацию. Несколько мгновений она пристально на меня смотрела. Тогда я был вполне ничего, высокий, хорошо одетый, хоть и седоватый, но ещё молодой и уверенный в себе мужик.

      – А меня Света зовут, – заметно смутившись, представилась она.

      Девушка мило покраснев отвела взгляд от моего лица и посмотрела на мои руки державшие разорванную выцветшую бумагу. Обручального кольца у меня на пальце не было. Она покраснела ещё сильнее. Все ясно. Ждёт ответного представления и приглашения на свидание, а потом она вся такая прекрасная в белом, а я весь такой взволнованно счастливый в строгом черном костюме, под руку идем в загс. Затем шумный свадебный пир, а потом я несу ее на руках на усыпанное лепестками роз ложе любви, а дальше под алыми парусами плывет по Волге корабль нашей жизни.

      – Сколько стоит ваша работа? – поинтересовался я, жестким и холодным тоном показывая: Девушка, я не разворачиваю паруса, да и нет их у меня. Оставь фантазии. Не нужна ты мне.

      – Спросите у нашего директора, – побледнев от обиды, дрожа губами, тихо сказала Света и быстро ушла.

      Аккуратно склеенную отлично отреставрированную афишу в раме под стеклом я забрал через два дня. К оборотной стороне рамы была приклеена узкая бумажная лента записки без подписи: «Желаю счастья». Но увидел эту записку не я. Мама развернула мой подарок и ахнула. Потом как в детстве ласково растрепала мне волосы и заплакала. Я думал, что от радости, но ошибся. За вечерним чаем, мама очень сдержанно сказала, что врачи обнаружили у нее неоперабельную злокачественную опухоль, а мне пора жениться. Это я ревел, а не она, а она меня утешала. Потом показала мне записку.

      – Почерк женский, – определила она и спросила, – это кто?

      – Да наверно девчонка художник реставратор из мастерской, – глухо ответил я.

      – Симпатичная?

      – Да вроде ничего так, – растерянно ответил я, – А что?

      – Возможно это твоя судьба, иди и сделай ей предложение, – посоветовала мама.

      – Да я ее не знаю совсем! – слабо возмутился я.

      – Всех кого ты узнал, ты познав быстро оставил, а тут сначала женишься, а потом узнаешь, может тебе и повезет, – слабо улыбнулась мама и точно таким же тоном каким иногда говорю и я, властно и сухо заявила:

      – Можешь считать, что это моё последнее желание. Я умру, а ты так и останешься, вечно одиноким и неустроенным. Женись.

      – Ну а если эта девушка мне откажет? – попытался я бежать от судьбы под алыми парусами.

      – Не откажет, – мама понимающе усмехнулась, – поверь мне сынок, если девушка пишет такие записки незнакомому мужчине, то она