Злая любовь. Светлана Игоревна Бестужева-Лада

как только мы окажемся вместе. Я очень рассчитываю на что-то коварное и магическое, разлитое в ночном воздухе. И простое прикосновение моей руки к твоему платью бросит тебя в пароксизм неизвестных тебе ощущений.

      Ты придешь?»

      XI

      Прошлым вечером, когда я принес письмо, я вошел в беседку. Я представил себе место, где буду тебя ждать. Куда ты приблизишься и где я схвачу тебя за ногу. Я услышал долгий, жалобный стон, твой стон, в то время как ноги твои инстинктивно сомкнулись в тысячелетнем жесте защиты. Мое распаленное воображение донесло до меня даже запах твоего тела, интимный и острый аромат, усиленный желанием. Так пахнут растения после дождя. О чем я мечтал в тот вечер? Упасть на колени перед тобой и целовать твое тело на уровне моих губ. Ты догадываешься, о чем я? Ты придешь?

      XII

      Зачем это скрывать? Ты пришла. Но меня там не было, потому что еще не стемнело. Но ты все-таки пришла, я знал, что так будет. Как я догадался? Ты передвинула стул. Для чего? Посидеть, потому что тебя занимала мысль о том, что однажды ночью ты и я в этом месте… Ты уже представила себе угол, где я буду находиться, ожидая твоего прихода, затем твое приближение ко мне и дрожь твоего тела, когда его коснутся мои руки. Так ведь? Я могу себе представить, что в эти мгновения твое лицо исказилось так, как оно искажается в экстазе. Но может быть, все произойдет иначе? Главное, чтобы ты пришла ночью, раз ты уже приходила днем.

      XIII

      Ты не отрицала своего дневного прихода. Но когда я спросил, придешь ли ты ночью, ты мне не ответила. Мы стояли лицом к лицу и смотрели прямо в глаза друг другу. Мое лицо приблизилось к твоему: я хотел внушить тебе свою волю. И вдруг я тебя поцеловал. Яростно, страстно. И тогда на несколько секунд твои глаза закрылись – это было чудом. И лицо твое исказилось именно так, как я себе воображал, это было тем более потрясающе, что твое лицо – ты это знаешь! – это лицо девственницы, что еще больше возбудило меня. Твои глаза закрылись и я почувствовал, как ты прижалась ко мне, почувствовал твой живот, почувствовал твое желание. Твой живот не предлагал себя, он требовал, напряженно, страстно, безумно. Потом так же внезапно, как ты упала в мои объятия, ты вырвалась из них и рассмеялась. Но твой смех был так же напряжен, как и твои губы.

      Потом ты заговорила, но не для того, чтобы что-нибудь сказать, а просто чтобы разрядить атмосферу. Но твой голос уже не был так беззаботен, как несколько минут тому назад. Ты вдруг осознала все то, что рождалось в тебе из моих писем в течение этих двух месяцев и потихонечку росло. Мы сидели в углу твоей гостиной рядом с букетом гвоздик. И ты, ты которая еще недавно дерзко приколола эти цветы к своему платью, теперь ощутила неловкость передо мной и стала такой же пунцовой, как гвоздики.

      Немного погодя вошел твой муж. Я думал, что ты смутишься еще больше, но ошибся. Никогда нельзя знать женщину, он тебя тоже не знает. Ты подошла к нему и поцеловала теми же губами, на которых еще сохранился вкус моего вожделения к твоему телу.