Age of Madness и Распадаясь: рассказы. Александр Назаров

и правителя города, на его место сразу ставится другой. И вот они, толпы кривых людей, идут, стреляют друг в друга и ржут. Тела гниют прямо на улицах, у них нет могилы – весь город их могила. Останки людей лишь дополнительные декорации этого места. В перерывах между бойней некоторые из них играют на кривых музыкальных инструментах: полуторострунных гитарах, водосточных трубах и барабанах из человеческой кожи. Музыку эту даже нельзя назвать музыкой – какофония.

      Я знаю, что это сон, но я не могу проснуться. За что я здесь? Это ад?! Я бреду по убогим улицам в полусогнутом состоянии, настолько мне тут все противно. Неужели это плод моего воображения? Нет, это больше похоже на шутку безумного бога. Я чувствую, мое тело в реальном мире бьется, сопротивляется. Я падаю на пол, но сон продолжает сниться. Тело мое горит, а разум стонет. Образы города повторяются вновь и вновь.

      Через силу вырываю себя из сна, открываю глаза, по ним плывут кровавые круги. Надрывно дышу, все никак не могу прийти в себя. За стенами бьются волны. Монотонно, спокойно. Исчезло адское беспокойство сна. Через секунду вижу, что надо мной склонился Джозеф Вортекс.

      – Что с тобой, парень? Кошмары сняться? – он помогает мне подняться и сесть на кровать.

      – Мне казалось, я умер и попал в ад. Нет, Джозеф. Ад – это отнюдь не адское пекло, не бескрайние льды. Это не многомильная толща воды, что станет тебе могилой. Нет. Ад – это вечный застой, вечное гниение и бессмысленное существование. Вот его я и увидел.

      – Рано нам думать про ад. Хотя говоришь вещи интересные, – с этими словами он лег спать обратно.

      А я так и лежал всю ночь с открытыми глазами, направив свой взор в потолок. Мне хотелось забыть увиденное, однако образы города зла вновь и вновь появлялись у меня в сознании, застилали взор. С тех пор минули годы, но и ныне меня терзает мысль, а не реален ли этот город?

      Сумрак

      Другой город, в котором я оказался, отличался от прошлого. Тот предстал для меня воплощением зла. От города, из которого я выбрался, меня тошнило, настолько гнилостным был его воздух, здесь же воздух не нес в себе запахов вообще. Тот город вызывал ненависть и отчаяние. Нынешний был другим. Он вызывал страх. Здесь не было ни дня, ни ночи – лишь вечные сумерки. Мир был окрашен в сине-серые тона. Солнца, казалось бы, не было совсем. Город был небольшой: несколько десятков каменных домов, большая часть из которых были руинами. За городом рос дремучий лес, между многовековыми деревьями которого, казалось, не было ни единого просвета. В душе моей возникло гнетущее чувство, будто поселения, где я оказался, находится в плену у леса. Древняя поросль не дает никому сбежать, а сама все ближе и ближе подкрадывается к городу, пожирая один дом за другим. Нет, это явно не город зла, это умирающий мир. Наверное, именно такие образы появлялись в моем воображении в раннем детстве, когда мама рассказывала мне страшные истории про мир вне больших городов. Во многом те возникшие в сознании картины были правдивы, как оказалось