Стена плача. Татьяна Бочарова

тоже сейчас ляжет, только «Спокойной ночи, малыши» досмотрит.

      Голос Сергея становился все глуше, вкрадчивее, он наклонился над Асей. Тошнотворный, сладковатый запах одеколона накрыл ее с головой.

      – Зайка, я по тебе соскучился. Так соскучился!

      Она сделала над собой чудовищное усилие, но не почувствовала ничего, кроме возрастающего отчуждения.

      – Сережа, не надо. Я не могу. У меня голова болит.

      – Пройдет, я тебе обещаю.

      – Нет, пожалуйста, – Ася руками уперлась ему в грудь, – Степка не спит.

      – Говорю же, он сейчас ляжет. Не бойся, я дверь закрою на задвижку.

      – Не надо дверь… я не хочу… Сергей!

      – Асенька! – Он прижал ее ладонь к своей щеке. – Детка, ну не сердись. Ну пойми, я тебя так хочу, моя сладкая, моя Зайка!

      Ее вдруг охватило глубокое, тоскливое безразличие.

      Сергей что-то нежно шептал ей на ухо, целовал лицо, шею, грудь. Она не сопротивлялась, но и не отвечала на его ласки, ощущая себя в прострации.

      Его дыхание участилось, пальцы крепко, до боли сжали Асины плечи. Потом он замер, затих, вытянувшись рядом, зарывшись лицом в ее разметавшиеся по подушке волосы…

      – Зайка!

      – Что? – она с трудом разлепила пересохшие губы.

      – Прости меня. – Он виновато потерся носом о ее щеку. – Я понимаю, ты устала. Не надо было.

      – Все в порядке, Сережа, все хорошо.

      Он бережно укутал ее одеялом.

      – Я тебя люблю. Всегда буду любить, слышишь? Мне никто не нужен, кроме тебя – хочу, чтобы ты это знала. Понимаешь?

      – Да.

      – Завтра ты будешь совсем другая, отдохнувшая, бодрая. Не обижайся на меня, ладно?

      – Не буду.

      «Завтра, – мелькнуло у нее в голове. – Завтра, может быть, действительно все пройдет. Станет, как раньше, до сегодняшнего дня. Проходят же грипп, лихорадка, даже раны, и те заживают и не болят…»

      6

      Утром Сергей ушел на работу. Ася осталась со Степкой и Нинюсей.

      Она нарочно нагрузилась домашними делами: вылизала квартиру, перетерла хрусталь в горке, перегладила кучу белья, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей о странном человеке на тропинке.

      Однако у нее ничего не получалось. Тяжесть на сердце не проходила, а, наоборот, становилась сильней и сильней.

      Все больше раздражаясь на саму себя, Ася сорвалась, накричала на Степку, по какой-то ерунде сцепилась с Нинюсей, доведя старуху до слез, а в довершение всего сильно порезала палец кухонным ножом.

      Примерно в половине пятого она поняла, что так продолжаться не может, и, игнорируя Степкино нытье, оделась и вышла на улицу.

      Накрапывал мелкий дождик, но Ася не стала раскрывать зонтика. Она не спеша брела по скверу, стараясь разобраться в себе самой, в том, что с ней произошло, найти силы для борьбы и сопротивления.

      Ее семейная жизнь всегда была предметом зависти подруг: у кого-то мужья выпивали, погуливали, приносили мизерную зарплату, предпочитали проводить досуг на диване перед телевизором.

      Сережка