Агентство «Разбитые сердца». Дарья Вознесенская

будет передать через два дня доверенному человеку.

      Описать все, что произошло со мной с момента пересечения границы королевства Сэндилан.

      Адресата я, понятное дело, не упомянула. Это письмо должно будет попасть лишь в одни руки, о котором здесь никто не должен узнать.

      Главе тайной канцелярии королевства Виннстан, соседствующего с этим.

      Идеальный способ уговорить

За два лунных месяца до описываемых событий, королевство Виннстан

      – Посиди здесь, ведовка! А не то…

      Меня грубо зашвырнули в темницу, еще и припечатали вслед всякими неприятными обещаниями.

      Не могла не огрызнуться и пояснить снова:

      – У вас же есть весы для магии! Используйте их, вы увидите – во мне ни крупицы! – здесь я немного лукавила. Но весы и правда не увидят, чего у меня там есть. – А значит я не могла совершить то, о чем лавочница кричала!

      – Будет она меня тут учить еще, как работу делать, – фыркнул толстый стражник, запирая дверь, состоящую из столь же толстых прутьев, – По тебе же сразу видно – дрянь редкостная. Ведовка.

      Сплюнул и ушел.

      Мне ничего не оставалось, как зло потопать ногами и усесться на пол.

      Мебели узникам не полагалось. Только каменные грязные плиты и крохотное оконце под потолком для воздуха.

      – Ну как ты так могла влипнуть, Май-Мари? – прохныкала себе тихонько.

      – А что теперь, не выходить вообще в люди? – ответила себе же.

      Чтоб их всех сожрала подземная тварь!

      Я ведь и правда никого не тронула и ничего не сделала. Это все вовсе не я! Но, пожалуй, пусть лучше думают, что я. Это даст возможность Аелле убраться подальше. Чтоб его тоже подземная тварь сожрала! Немножко. Погрызла слегка: не повадно будет воровать идиотские ленты мне в подарок, еще и с помощью магии. У нас были монеты, чтобы купить!

      А я что-нибудь придумаю и как-нибудь выкручусь. Как и всегда.

      Бабка еще говорила: «Май- Мари может выбраться из любых неприятностей…»

      Правда добавляла тише: «Которые сама же создала».

      Осознание, что «как всегда» не получится, пришло спустя сутки, проведенные в промозглой и грязной камере. Я успела замерзнуть, поспать, испугаться, поплакать, измучиться, и проникнуться осознанием, что что-то здесь не так. Меня ни о чем не спрашивали и никуда не уводили, чтобы спросить. Дважды приходил стражник – не тот, что меня схватил на рыночной площади – и кидал миску с какой-то кашей. Я пыталась его разговорить, выяснить, в чем меня обвиняют и когда это закончится, но в ответ он бурчал невнятное и уходил, снова оставляя меня одну.

      Странно.

      Я не то чтобы хорошо разбиралась, как должно быть в темницах. Но разве со мной не предполагалось хоть какого разговора? Обвинения? Схватили же из-за криков противной лавочницы, которая заметила, что кружева и ленты уползают в моем направлении – Аелла, паршивец, хоть предупредил бы!

      Но это же просто крики, никаких доказательств, за руку меня не ловили.

      Почему я еще здесь?

      Становилось все страшнее.

      Может