Хохлома, березы и абсурд. Ганна Шевченко

,

      сквозняк и проволока света

      в холодном брюхе комбината.

      Проулок, солнечный до дрожи,

      бугор, покрытый ковылями,

      и белый папин запорожец

      по-над пшеничными полями.

      Тот мир далек и многоцветен,

      осыпан росами тумана –

      все это я – и степь, и ветер,

      и шахта с запахом тимьяна.

      ***

      Приходит ночь тяжелой полосой

      и открывает студию бессонниц –

      но смерть не ку-клукс-клановец с косой,

      а девочка, ловящая лимонниц.

      Я побывала бабочкой в саду,

      и к полночи телесность подытожу –

      в природу, как лимонница, уйду,

      через сачок отцеживая кожу.

      ***

      Был лес похож на творчество Шагала,

      вдали визжала электропила,

      я вдоль акаций медленно шагала

      и воду минеральную пила.

      Земля и небо сделались контрастны,

      я не забуду этого вовек –

      нечесаный, суровый, сине-красный,

      мне перекрыл дорогу человек.

      Он вышел из кустов неторопливо

      и встал, неотвратимей, чем скала,

      уверенно сказал: Отдайте пиво!

      И я ему бутылку отдала.

      И он ушел сквозь дикие растенья

      в шиповник, как в распахнутую дверь,

      спиной сливаясь с собственною тенью,

      туда, где обретается теперь.

      ***

      Разливая по улицам свет,

      ходит солнечный круг, как молочница,

      а за ним по небесной траве

      облака молодые волочатся.

      По аллеям трясутся дубы,

      словно кто-то их палкой отряхивал –

      это бум скандинавской ходьбы,

      а не новая титаномахия.

      И река, раскрутившая жгут

      вод ребристых, течет лесопарками,

      и туда же от смерти бегут

      стайки бабушек с лыжными палками.

      ***

      Тимуру, дворнику, известно – ничто не вечно под луной,

      ночами звезды отцветают и пух летит над проходной;

      ложатся под ноги частицы светил, просыпанных с высот,

      Тимур их бережно сгребает и к бакам мусорным несет.

      Чтоб утром офисные люди у входа выстроились в ряд,

      за электронной сигаретой обговорили все подряд –

      что неприветливый охранник за турникетами сидит,

      и день расписан по минутам, и тачка куплена в кредит,

      что собран мир неторопливо, но есть ошибки в монтаже,

      что он стареет и колеса скрипят на каждом вираже.

      ***

      Из фляги выпивши за здравие,

      в своих шахтерках неизменных,

      устало шаркая по гравию,

      идут рабочие со смены.

      Они идут, черны и дюжинны,

      бросая касками зарницы –

      их дома ждут, готовя ужины,

      бухгалтерши и продавщицы.

      Простерлось справа поле пыльное,

      а слева – балка слюдяная,

      и небо грубое, двужильное,

      светлеет, звезды пеленая.

      Шахтер – основа мироздания.

      И террикон, как черепаха,

      застыл в режиме ожидания

      за остановкой Красный Пахарь.

      ***

      Эластичные космы

      поразвесили ивы,

      и спокойно, сквозь космос,

      в руки падают сливы.

      Мы закутались в грозы,

      как в седые фланели,

      и сердца на березах

      от дождей потускнели.

      Мы себя через годы

      провели незаконно,

      все бесчинства погоды

      наблюдая с балкона.

      Боже, что мы за люди?

      Как сродниться с лесами,

      если простенький лютик

      по сравнению с нами –

      исполнитель балета,

      грациозное тело.

      Скоро кончится лето.

      Ну и пусть. Надоело.

      ***

      Покуда солнце в форточке горит,

      о чем молчать мечтательной натуре?

      Я научилась с ветром говорить

      о личности в большой