Комон, стьюпид! Или Африканское сафари по-русски. Наталия Доманчук

прядок.

      – Слушай, Инга, а почему ты решила, что для Аньки рыжий цвет самый лучший? – спросила я.

      – Может, он и не самый лучший, но, по крайней мере, редкий. Это у вас там, – сказала она с ударением на «там» и указала пальцем выше головы, – блондинки на вес золота, а у нас каждая первая блондинка. И причем натуральная.

      – Значит, я тут буду в цене, – предположила я.

      – Поживем-увидим, – ответила Инга и подула на ногти.

      После салона мы поехали по магазинам покупать Аньке школьные платьица и заколочки «я у мамы дурочка».

      Анька очень долго капризничала, примерила, наверное, с сотню разных глупых юбочек и топиков и, в конце концов, купила всего одну рыженькую юбочку в горошек и черную маечку с открытыми плечами.

      – Ну а сейчас давайте пообедаем в каком-нибудь ресторане, – предложила Инга. – Может, с кем-нибудь и познакомимся.

      Выбранный нами ресторан назывался «Хабор», а что означает этот хабор, я, к сожалению, сказать не могу.

      Потому что я в английском ни бум-бум. Мы с Анькой в школе немецкий учили.

      Но перспектива познакомиться с мужчиной, который говорит только на английском, лично меня совершенно не пугала.

      Мы уселись за стол, и к нам подошел официант.

      Что заказала себе Инга, я не поняла. Она много раз повторяла слово «паста». Мне оставалось только надеяться, что она не предложит эту пасту нам.

      Поэтому, когда официант посмотрел на меня, а потом на ручку с блокнотом, которые находилась у него в руках, я смело сказала:

      – Салат энд кофи.

      – OK, сЭлад энд кофе. Вот абаут ю? – спросил он у Аньки.

      Анька кивала и показывала пальцем на меня.

      – Девочки, вы что, не знаете английского? – с ужасом в глазах спросила Инга.

      – Почему не знаем? – возразила я. – Я очень хорошо знаю английский. Меня, видишь, официант понял. Я попросила салат и кофе, и он мне сейчас его принесет.

      – Я тоже знаю, – сказала Анька, – йес, но, о’кей, плиз, бэби комон и ноу проблэм.

      – И все? – опять спросила Инга, и ее глаза округлились, став размером с пятирублевые монетки советского образца.

      – Этого достаточно, поверь мне, – ответила Анька, посмотрела на официанта и опять показала пальцем на меня.

      – Сэлад энд кофе? – решил он поиграть в угадайку.

      – Йеееесс, – громко сказала Анька, – и с оксфордским акцентом повторила: – Сэлад энд кофе, плиз. – И уже обращаясь к Инге: – Английский – очень простой язык!

      Когда официант скрылся, Инга прикрылась салфеткой и шепотом спросила:

      – И с таким английским вы собираетесь клеить местных мужиков?

      – Чего ты шепчешь, – удивилась Анька, – тут же все равно по-русски никто не понимает.

      – У любви свой язык, – решила соригинальничать я.

      Инга взялась за голову.

      – Нет никакого языка у любви! У вас ничего не получится, если вы в английском ни бельмеса.

      – Как это не получится? Спорим? – сказала Анька и встала. – Вон там, видишь, сидят два мужика.