Старый Свет. Книга 1. Поручик. Евгений Капба

Тогда кавалерия захватила в плен три сотни лоялистов и порубила всех саблями. При этом сначала рубили руки, потом головы. Ненавижу кавалерию! А этот суровый мужик просил за своих ребят, новобранцев. Он думал, что мы – главные силы бригады! А мои слова о том, что мы не планировали принимать капитуляцию, он воспринял так, как будто мы не собирались брать пленных! Только новых баек о зверствах имперцев нам не хватало…

      И будь я проклят, если не раскручу эту ситуацию насколько возможно!

      – Ну что ж, – я постарался говорить как можно более сурово. – Я не уполномочен вести такие переговоры. Могу лишь обещать, что походатайствую перед начальством. Кроме того, уверяю вас, мои подчиненные не тронут пленных.

      Лоялист посмотрел на меня благодарно.

* * *

      Через два часа подошедшие на помощь к нам роты разоружали лоялистов. Потрепанная бригада входила в город. По итогу мы взяли в плен около четырех тысяч недообученных рекрутов и еще три сотни закаленных в боях вояк.

      Я смотрел на солнце и жмурился. Как же это так вышло, что штурмроту приняли за основные силы бригады? Лоялистские командиры да и давешний парламентер скоро поймут, что дико ошиблись, и проклянут тот день, когда родились на свет…

      Перед моими глазами мелькнуло что-то белое, и до боли знакомый голос сказал:

      – Э, герой-дипломат! Пока товарищи кровь проливают, он тут панталонами размахивает! Цирк-шапито какой-то! Непорядок, поручик!

      Это был Феликс с романтично перевязанным лбом и той самой тряпкой в руке.

      – Уверен, этот случай занесут в учебники. А панталоны твои в музей войны поместят! – сказал он и помахал у меня перед носом изящными кружевами.

      Глава 4. Капель

      С черепичных крыш зданий барабанили крупные капли талой воды, добавляя шаловливые нотки в четкий ритм походного марша. Рокотал барабан, ротный флейтист старался вовсю, выводя мелодию. Солдатские сапоги дружно топтали чуть сыроватую землю дороги.

      – Эй, ты чего такой кислый? – Феликс смотрел сверху вниз, с седла.

      Под ротмистром выплясывал красивый серый жеребец с короткой гривой и выразительными глазами.

      Я устало махнул рукой. На душе было тяжко, хотя ясной причины этому не наблюдалось.

      – Смотри, день какой!

      Феликс тронул поводья, и конь с места взял в галоп, оставив после себя небольшую радугу в поднятых копытами брызгах из лужи.

      Денек и правда был хоть куда: настоящий, весенний. Я видел, что люди как-то приободрились, исчезла эта гнетущая атмосфера, которая царила в моей штурмроте весь февраль и март. А у меня в голове витали какие-то нехорошие предчувствия, смутные и неясные.

      Издалека, обернувшись в седле, ротмистр Карский крикнул мне:

      – Эй, пехота! Я вперед, найду вам местечко потеплее, чтоб задницы себе не простудили!

      Солдаты одобрительно погудели ему вслед. Любят они Феликса – он же у нас герой. А меня? Любят меня солдаты?

      Колонна двигалась по обочине дороги. Сутулая фигура Стеценко отделилась от строя и двинулась мне навстречу.

      – Поручик! –