Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз. Елена Поддубская

но смотрел на высотницу. Впрочем, на Николину теперь смотрели все.

      – Какой пылахой тамператур, – покачал головой Шандобаев. – Зашем сыкакат, если в колхоз нада ехат? – Серик говорил с сильным акцентом, путая рода и падежи. После вступительных экзаменов он занимался дома русским языком с милой и старой апой Карлыгаш, прошедшей и массовые переселения русских в Казахстан во время голода тридцатых годов, и эмиграцию во время войны, и покорение Целины. Но сейчас от волнения Серик опять забыл все советы бабушки.

      Стальнов, попросив Кранчевского подождать с каким-то очередным вопросом, подошёл к Николиной и смело приложил руку к её лбу.

      – Фью-ю… Лен, да у тебя тридцать девять, не меньше, – Володя посмотрел в её мутные глаза. Толпа студентов зашевелилась. Чернухина, тоже потрогав лоб прыгуньи, присвистнула. Толик Кириллов кивнул на показавшегося в дверях кафедры Бережного:

      – Ребята, надо Рудику сообщить.

      – Сообщим, Толик, погоди, – удержал его на месте Кирьянов и тоже близоруко прищурился на тренера. Похожие во всём, Толик-младший и Толик-старший, оба воспитанники Рудольфа Александровича, стояли в кирзовых сапогах и шерстяных спортивных костюмах, кофтами от которых подпоясались.

      Бережной что-то усердно объяснял коллегам. Тофик Мамедович Джанкоев, потея в костюме лыжника, слушал его, расстраиваясь от того, что колхоза не избежали даже пожилые преподаватели. Рядом с ними шумно дышали коллега по биомеханике Панас Михайлович Бражник и его кокер Золотой. Впрочем, дышали они не только шумно, но и одесской колбасой с чесноком.

      – Ребята, а как вы думаете, Рудольф Александрович тоже с нами едет? – спросила Сычёва. На этот раз на девушке были не кеды, в войлочные короткие сапоги на толстой непромокаемой подошве с молнией по всему подъёму. А в руках не целлофановый пакет, с каким она не расставалась во время вступительных экзаменов и по какому многие её запомнили, а саквояж. Подобные берут, скорее, в поездку по Европе, никак не в колхоз. Вопрос Сычёвой, снарядившейся, как на Крайний Север – шароварах на завязках, как у гуцула, и длинном, ручной вязки, тяжёлом свитере, вернул всех к Бережному. Из экипировки, пригодной для колхоза, у Рудольфа Александровича был только толстый спортивный пуловер, завязанный на шее.

      – Непохоже, чтобы наш Рудик в сандалиях и шортах в колхоз намылился, – Юлик Штейнберг поправил на Ире Станевич шерстяной жакет на пуговицах и воткнул в его петлицу цветок клевера. Студентам единички показалось, что Он из Харькова и Она из Омска так и простояли на этом месте и в этой позе с первого дня их знакомства во время вступительных экзаменов. Ира, застенчиво улыбнувшись, поправила воротник куртки Юлика, что-то отвечая ему на ухо. Улыбка на лице Штейнберга была шире Босфорского пролива. Ребята стали добродушно закидывать их шутками и намёками. Но тут в микрофоне зашипело.

      – Доброе утро, дорогие мои! – улыбкой ректор Орлов вселял доверие. – Рад видеть вас здесь отдохнувшими