Золотая чаша. Ольга Иванова

хмурился и отворачивался, одной рукой подтягивая повод, а другой прижимая к себе пушистого Барзана.

      Софья очень любила церковно-приходскую школу, молилась горячо и искренне, вплетая в молитвы цыганские слова. Священник, отец Амарфий, в разговоре с Соломонией не раз хвалил девочку за усердие, вспоминая, что поначалу не рад был цыганке – поститься, мол, не приучена, молитв не знает, кем крещена – неведомо. Но девочка сумела понравиться любовью к церковному пению, чистым глубоким голосом, а главное – тихим нравом, покорностью и робостью.

      Мирон рос как на дрожжах. Когда хозяйка доила коров, он крутился рядом, под первые струи молока подставляя свою глиняную кружку. Щеки и подбородок его округлились, голос стал звонким, на ногах стоял крепко, бегал быстро. Яшка, хоть и не уступал ему в росте, не мог угнаться за братишкой.

      И Софья подрастала – гибкая и тонкая, как тростинка, легконогая и быстрорукая, длиннокосая, с нежным румянцем на смуглых щеках и пронзительными черными глазами.

      Губернатор с сыном, с друзьями-товарищами, приезжал со своей гитарой, играл, и каждый раз Софья пела для гостей. К Соломонии первой прибегали звать на праздники – пусть, мол, твоя цыганочка у нас споет-попляшет. И когда Софья пускалась в пляс, восторженных зрителей охватывало хмельное буйство радости, звенели гармони и гитары, все рвались в круг. А тут выскакивал маленький Мирон, за ним Яшка, наученный цыганскому танцу, веселье закручивалось разноцветным вихрем, даже старики со старухами топтались, не сидели на месте.

      Но не все в селе любили цыганят.

      Однажды у церкви крестьянки стали пенять Соломонии – зачем взяла, мол, цыганку? В селе другие сироты есть! Стоявшая рядом дочка бочкообразной, закутанной в огромную серую шаль тетки, кругленькая веснушчатая Галина, звонко протянула:

      – Зачем нам цыгане? Чего от них доброго ждать? Кому они здесь нужны?

      Софья вспыхнула, задрожала, беспомощно оглянулась на Соломонию. Та прижала ее к себе одной рукой и, сузив глаза, бросила взгляд на Галину:

      – А ты кому нужна? Девятнадцатый пошел, а женихов не видать?

      В голос заверещали Галина с матерью, жарко и гневно.

      С тех пор пошел в селе разлад из-за цыганки.

      Вот стоят у ворот сударушки, разговоры ведут. Проходят Соломония с Софьей – замолкают, изображая слащавые улыбки, здороваются, кивают. И тут же начинается горячее обсуждение недостатков ее семьи. В особенности возмущает то, что Гавриил дружит с господином губернатором, ну, и главная тема – цыганята.

      – Вот увидите, наведет беду цыганка! Видали, как глазищами-то зыркает? А давеча мимо моей избы шла, платком махнула! Не иначе, пожар наводит!

      – Да что ты, не может такого…

      – А как же? Чего ж она, зря платком-то машет?

      – Вот у Кошкиных козел-то сдох – ее работа, колдовки!

      – Что ты, Дарья, Кошкины на другом конце села живут, она и не бывала там!

      – Грех,