Сила защитников. Ангелина Евгеньевна Крылова

дикий страх. Я ничего не должен ей говорить, я обязан молчать… я боюсь… я не хочу, чтобы мне делали больно! Она подошла к двери, откуда доносились страшные звуки, и яростно постучала. Через несколько секунд появился Тома. Увидев меня, он злобно ухмыльнулся, предвкушая потеху. Мои руки начали трястись, и их даже кандалы не смогли удержать.

      – Откуда он? – спросил Тома.

      – Фаукс перенес обратно. Молчит, щенок, я надеюсь, ты развяжешь ему язык?

      – Будь в этом уверена, моя госпожа! – льстиво произнес он, взял ее руку и долгим поцелуем припал к ней.

      Зирель села на стул напротив меня и начала яростно прожигать меня взглядом. Тома отошел к столу, где лежали разные изделия пыток, и начал выбирать, чем ему воспользоваться. Каждое орудие, которое он поднимал и оценочно крутил в руках, наводило на меня такой ужас, что зубы начинали трястись. Сам того не замечая, я начал плакать и молить о пощаде. В душе я понимал, что должен замолчать и не подавать виду, что мне страшно, но эмоции взяли верх. Тома наконец определился с выбором и направился ко мне.

      – Прошу вас! Умоляю! Не делайте мне больно! Пожалуйста!

      – Бойся, щенок! Ты у меня заговоришь, ты у меня все скажешь! За все ответишь, маленький ублюдок! Будешь о смерти меня молить!

      – Прошу, пожалуйста! Не надо! Не надо! – я рыдал, захлебываясь слезами, мне казалось, что вот-вот я сойду с ума от ужаса и страха.

      – Знаешь, что это такое? Конечно, знаешь, ты же сам это сделал! – он истерически засмеялся, и смех его разносился по подземелью злобным эхо. – Ну-ка, Марти, расскажи-ка мне, что это за изобретение?

      – Нет, нет, пожалуйста!

      – Нет уж, ты расскажи, мне интересно, – он говорил со мной притворно добрым тоном, а на самом деле издевался. – Говори! – Его ладонь со свистом ударила мою щеку так, что та еще долго горела.

      – Это… это прожигатель, – рыдая, протянул я.

      – Отлично! И что же он делает?

      – Он… прожигает клетки… нервные клетки… они отмирают и потом… потом конечность непригодна… если ее не отрезать… она будет болеть… сильно болеть…

      – Как, как она будет болеть, малыш Марти? – ехидно спросил Тома.

      – Очень сильно… так, что ты сам будешь молить о смерти.

      – Правильно! Только о смерти будешь молить… – он на секунду замолчал. – Ты! – И разразился истерическим смехом.

      – Сними с него фаукс, – приказала Зирель, все это время наблюдавшая за нами.

      Он тут же повиновался, а потом вмиг подскочил ко мне.

      – Ну что, дружок, с чего начнем? Какая часть тела тебе больше всего не по душе? Может, уши? Кому они нужны, верно?

      – Не смей, глупец! – закричала Зирель. – Не трогай тело и голову, мальчишка еще понадобится!

      – Ну ла-адно, – протянул Тома с наигранной грустью, – тогда, может, пальцы? Рук или ног? Что тебе дороже? – издевался он, а меня всего било в истерике, я понимал, что меня ждет, какая нестерпимая