Бабушка, у которой был танк. Андрей Ребенок

случая берегла. Сейчас сварим. Плита вон аж красная, быстро поспеет.

      Сергей Иванович хотел остановить мать, но она уже копалась в глубине стола, разыскивая кофе. Пачка кофе оказалась в самом углу, за банками с рафинадом.

      – На, сынок, засыпь в чайник на плите, – подала сыну пачку, завёрнутую в пожелтевшую газету, и целлофановый мешочек.

      Он осторожно развернул свёрток. На свет появилась коробка какао «Золотой ярлык». Затем, так же осторожно, открыл её – в нос ударил кислый запах. Какао оказалось плесневым, вместо положенного коричневого цвета оно было зелёным. Сергей Иванович быстро закрыл пачку и поставил на окно подальше от себя.

      – Ладно, мам, лучше вон компота попьём, – он показал на банку рядом с бутылкой коньяка.

      – Тогда до следующего раза приберегу, – согласилась Груняша.

      Она совсем ничего не ела, только суетилась возле сыночка, сообщала новости, что ещё не успела рассказать, показала рукавички, связанные ему. Он только мельком взглянул на них, кивнул и снова налёг на голубцы.

      За дверью раздалось утробное мяуканье.

      – Кошка пришла, – привстала Груняша.

      – Сидите, – остановил её Василич, – я открою.

      На пороге тенью возникла старая облезлая кошка. Её зелёные огромные глаза светились мудростью. В отличие от молодых кошек, что одним махом перепрыгнули бы порог, она степенно переплыла через него. Затем не спеша, плавно двигая острыми лопатками, прошла на середину и села, обвившись хвостом. Её глаза, не мигая, смотрели на людей.

      – Мам, какой у тебя здоровый кот, – сказал Сергей Иванович, беря со стола кусок колбасы.

      – Кошка это, – ответила Груняша. – Сынок, ты ей роскошев-то не давай, она мышей ловит, да и я ей даю кой-чего.

      – Как её зовут? – спросил, жуя, Василич.

      – Да никак! – рассмеялась Груняша, – по правде-то я и сама не знаю, кто это, кошка или кот. Вроде, за всё время ни разу не котилась, значит, думаю, кот, а зову просто Кошкой. Кошка – и всё. Она, как и я, тоже никакая. Старая уж она больно.

      – Какие у неё глаза мудрые, словно насквозь тебя видят, – сказал шофёр.

      – Ужас, какая она умница, я уже и не помню, сколько вместе с ней живу. Она сама ко мне пришла. Соседская кошка-то. Они, как она состарилась, новую завели, чтоб лучше мышей давила, а эту выбросили. Вот она ко мне и пришла. Я старая и она старая, вот и живём, друг друга не обижаем. Она всё понимает. Куда ей ещё. Вместе легче прожить. Хоть поговорить есть с кем.

      – Кыс-кыс-кыс! – позвал кошку Василич, протягивая ей откушенный кусочек копчёной колбасы.

      Та, степенно переваливаясь, подошла, обнюхала колбасу, но не тронула её, а принялась тереться рваным ухом о его ноги.

      – Не возьмёт – совестливая она очень и пофорсить любит! – поведала Груняша, с любовью смотря на свою Кошку.

      – Эх, Кошка, Кошка, – проговорил вполголоса шофёр, гладя её по лобастой голове, – раньше нуждались в тебе, а как состарилась, – так за дверь. У нас, у людей, тоже так бывает. Сказав последние слова, он мельком взглянул на мать, суетящуюся возле его начальника,