Южный Крест. Валерий Поволяев

лениво пластавшая пространство бухты в поисках пропавших рыб, быстро учуяла лакомое блюдо, свилась в дугу, попыталась вообще свернуться в кольцо, но спинной хребет у нее был уже одеревяневший, гнулся плохо, с натугой и болью, и акула поспешно выпрямилась.

      Сделала два круга по безмятежной сиреневой воде, нащупала тупо скошенной мордой место, откуда сочился желанный дух, – а в воде запах распространяется лучше, чем в воздухе, – и, решительно развернувшись, направилась к наживке.

      Отонки на шматке мяса расправились, нервно зашевелили своими краями, будто оборки-платьица у живой медузы, и акула, словно бы боясь, что кто-то перехватит у нее добычу, прибавила скорость.

      – Сцена не для слабонервных, – проговорил Охапкин, глядя сверху на акульи телодвижения, от которых вода в бухте начала рябить, – даже закурить захотелось.

      Он достал из кармана полупустую пачку дешевых болгарских сигарет, которые в России уже пропали совсем, но у Охапкина имелся свой табачный склад, в нем можно было найти разные сигареты, выбил из пачки один сухой цилиндрик. Сигареты были без фильтра, Охапкин ценил их выше, чем те, что были украшены желтовато-бежевой головкой, скатанной из пористой бумаги. Он вообще любил болгарские «Джебел», «Солнце», «Шипку», все они были без фильтра, с хорошим табаком, толково просушенные… Жаль, что болгары перестали поставлять их нам. За деньги же поставляли, почему отказались? Непонятно…

      Акула подплыла к куску мяса и внезапно затормозила, что-то насторожило ее, она издали, как-то по-звериному обнюхала аппетитную гниль, а потом, словно бы чувствуя опасность, боясь решиться, сделала около мяса плавный круг.

      – Ну, давай, давай, михрютка, – подбодрил ее Охапкин, – чего задумалась?

      Наконец акула решилась: слишком уж вкусный дух исходил от гнилого гастрономического чуда, привязанного к какой-то странной веревке. Акула разинула пасть, словно бы проверяла сжим и распах своих страшных челюстей, затем закрыла вход в собственный пищевод и сделала резвый рывок.

      – Молодец! – похвалил ее Охапкин.

      В воде, за хвостом акулы нарисовался мощный бурун, похожий на султан с парадного гвардейского кивера, – «мотор» у акулы был мощный, как у подводной лодки, а может быть, даже и мощнее.

      На гнилое мясо она налетела со скоростью хорошо разогнавшейся торпеды – наживка вместе с двумя метрами капронового шнура мигом оказалась у нее в глотке. Москалеву даже показалось, что переваренный, превращенный в отходы кусок мяса сейчас выскочит у акулы из задницы…

      Но нет, не выскочил, а приятной тяжестью вместе со шнуром лег на дно желудка. Акула неторопливо развернулась в сиреневой воде и поплыла в обратном направлении.

      Шнур натянулся, задержал акулу на несколько мгновений, она изумленно продержала в воде свое парение. А потом вновь сделала резкий рывок.

      Рывок был такой, что железная конструкция, – стойка, к которой была привязана бечевка, чуть не поползла к борту вместе с лебедкой.

      – Мать