Шестая река. Наталья Александровна Веселова

по колено, нагибается, зачерпывает в горсть воды, опасливо поливает голову, остатки брезгливо размазывает по животу… Делает мимо Арсика несколько широких шагов по лягушатнику, соединяет ладони, округло ухает рыбкой на глубину и, не оборачиваясь, плывет саженками к середине реки. Арсик хочет бежать к маме, но медлит, потому что в глубине души не верит, что Севка утонул. Конечно, он вынырнул, просто Арсик его не увидел, а сейчас вот поднимет крик, прибежит мама и другие взрослые, все забегают, заохают, папа приплывет… И выяснится, конечно, что Севка вообще уже давно на берегу, загорает или режется в «дурака» с соседями по даче. Все засмеются, а папа размахнется и даст оглушительную затрещину – такую, что перед глазами на миг настанет тьма, в которой пролетят две-три белые звездочки с хвостиками. А потом – с другой стороны – такую же, и опять – звездочки. Арсик уже хорошо их знает, потому что папа каждый день по многу раз бьет его по голове – то по ушам, то по затылку. Это только сначала звездочки удивляли… И папа скажет: «Ты чего тут устроил, придурок?!». А если Арсик заплачет, – а он обязательно заплачет, нельзя сдержаться, когда так больно! – то и в третий раз получит, это уж точно: «Разнюнился, как девка!». Мама посмотрит не на Арсика, а на свой живот, в котором сынище, и тихо-тихо скажет: «Папу надо слушаться, тогда он не будет тебя наказывать».

      Арсик тихонько выходит из воды и садится на теплый сухой камень, серо-красный с маленькими блестками. Никто ничего не заметил, он тоже – что он такого видел? Ничего. Золото переливается, люди хохочут, играют в мяч или плавают, значит, все хорошо. Потому что, если бы было плохо, то все бы кричали и плакали. А значит, ему просто показалось. Слышите? – Показалось ему! – Показалось!

      Арс проснулся от собственного гугнивого мычания и обнаружил, что лежит поперек кровати, почти свалившись с нее. Он ясно помнил, что во сне отчаянно тщился выкрикнуть это «Показалось!» – но там ему никто не верил. Отвратительный сон – все о том же. Ну, сколько можно – сорок два года прошло! Он мучительно перекатился на спину, весь мокрый, запутавшийся в простыне, на скомканной подушке… Блаженно выдохнул, стряхивая наважденье, – слава Богу, сон! – и вспомнил. Подбросился и сел на кровати.

      «Беда – это баба. Чтоб ее приручить, надо с ней переспать», – сей философский постулат, услышанный еще у Универе, от, как ни странно, довольно смирной одногруппницы, определенно, работал. Потому что как ни бейся в смертельном отчаянье, – а стоит как-то перемочься одну ночь – и уже «это» случилось вчера, то есть, хоть на шаг, но отодвинулось в прошлое. И можно начать без животного ужаса обдумывать еще вчера немыслимую трагедию, делать следующий крошечный шажок прочь…

      Сначала он честно вез ее в больницу: когда, в первой панике склонившись под сплошным оглушающем ливнем над раненой женщиной, чью кровь быстро смывала и уносила милосердная вода, Арс услышал хриплый шепот: «Рук не чувствую… Ног не чувствую…» – то с физически ощутимым облегчением