Самая страшная книга 2023. Александр Матюхин

охнул. Кох вопросительно посмотрел на него.

      – Николай Иванович, так где ж их взять-то?

      Кох перевел взгляд на Сашку:

      – Карпов, объясни товарищу.

      – В настоящий момент ведется проработка контрреволюционной националистической организации, созданной по заданию японской разведки, – отрапортовал он.

      Кох поморщился:

      – Хватит уже японцев, наелись. Что там у нас еще?

      – Готовимся к раскрытию эсеро-монархической повстанческой террористической организации, действующей на территории Нарымского округа.

      – Неплохо, – Кох щелкнул пальцами. – Работайте.

      Хуже всего было в «расстрельные» дни. Когда приходила баржа с новыми заключенными, собранными со всего округа и даже дальних городов области – Новосибирска, Томска, Кемерово и Сталинска. И здесь, во дворе тюрьмы, приговоренные шли один за другим, как на конвейере, ступая по доскам, заскорузлым от въевшейся крови. Иван не смотрел на них. Он видел одни лишь затылки. Он целился в затылки. Он не хотел никого узнать.

      И лишь после, когда приходилось спихивать в яму тех, кто не упал в нее сам, когда свежую партию нужно было поливать известкой и закидывать землей, он невольно видел. Видел Михаила Георгиевича, школьного директора, которого так хотел спасти Лешка. Видел начальника пристани, у которого в гостях он совсем недавно пил чай с сушками. Видел знакомых и почти знакомых. Видел женщин. Видел подростков. Видел детей.

      – Николай Иванович, но почему женщины? Почему мы расстреливаем и их?

      На каменном лице Коха невозможно было что-то прочесть. Лишь глаза наполнились укоризной.

      – А что, Фанни Каплан, которая стреляла в Ленина, была мужчиной? Или заслуживала снисхождения из-за своего пола?

      Иван потупился. Вопрос действительно был глупым. Однако его мучило и другое.

      – А как же дети? Почему дети?

      На сей раз скулы начальника дрогнули. Его гипсовое лицо как будто вдруг пошло трещинами. Деформировалось, исказилось. Не сожалением. Не состраданием. Ненавистью.

      – Почему дети? – рыкнул Кох. – А ты сам, Ванька, не понимаешь? Не понимаешь почему? Чему тебя там вообще учили, в этом твоем Томске?

      Сашка Карпов замер. Лешка Воробьев вжал голову в плечи. Лишь Иван набрал воздуха в грудь, чтобы что-то ответить, но не успел. Кох продолжил гневную тираду:

      – Это же звереныши! Ублюдки! Драконье семя! Оставишь детей – детей врагов народа – и они вырастут. Они начнут мстить за отцов и матерей. Не-е-ет. Нет, Ванька! Нужно очистить! Нужно выжечь все, выжечь под корень! Чтобы потом – потом – нормально строить светлое будущее!

      Начальственный голос отгремел, и стало тихо. Каждый боялся пошевелиться.

      – Вопросы? – Гипсовая маска вновь вернулась на лицо Коха. – Нет вопросов? Работаем.

      Он вышел. Тоскливо стучали ходики на несгораемом шкафу с документами.

      Первым подал голос Карпов:

      – А он прав. Во всем прав. Мы сейчас эти, как их… Ассенизаторы! Говномесы то есть. Расчистим все говно – и заживем