Башня грифонов. Наталья Александрова

на носу у посетителя были круглые очки с зелеными стеклами.

      Посетитель подошел к прилавку, и герр Вильгельм услышал его дыхание – хриплое, натужное, как будто внутри у этого человека работал какой-то неисправный насос.

      Должно быть, страдает легочной болезнью, предположил герр Вильгельм.

      На воротнике шинели и на опущенных полях шляпы таяли крупные влажные снежинки.

      Снаружи, за большими окнами, правила бал сырая и темная петербургская зима.

      – Чем могу быть полезен, милостивый государь? – вежливо осведомился герр Вильгельм и на всякий случай повторил свой вопрос по-немецки – Васильевский остров в Петербурге был столь густо заселен немцами, что немецкий язык звучал здесь едва ли не чаще русского, половина церквей на острове были лютеранскими, а половина вывесок написаны на немецком языке.

      Посетитель молчал, только его хриплое размеренное дыхание нарушало вечернюю тишину.

      Герр Вильгельм решил, что ошибся с диагнозом: возможно, этот странный человек страдает дурной болезнью, послужившей наказанием за недостойный образ жизни или за грехи ранней молодости. Такого рода больные обычно стеснительны и никак не могут решиться сказать, что им нужно. Оттого и поднятый воротник, и опущенные поля шляпы, и темные очки…

      – Не смущайтесь, милостивый государь! – проговорил герр Вильгельм со снисходительной улыбкой. – Мы здесь одни, и вы можете говорить совершенно откровенно: аптекарь – это почти священник, ему вы можете открыть все свои тайны…

      Посетитель все молчал, и это молчание начало не на шутку пугать аптекаря. Он пожалел, что отпустил пораньше младшего провизора Фрица. У того было назначено свидание с дочкой булочника Шульца, очаровательной Гретхен, и герр Вильгельм решил, что вполне управится в аптеке один.

      Вильгельм Фридрих Пель совсем недавно переехал в Петербург, закончив Дерптский университет, и открыл здесь собственную аптеку. Дела у него шли неплохо – здешние жители часто болели от скверного климата, и посетители у немца-аптекаря не переводились.

      – Так чем я могу быть вам полезен? – повторил герр Вильгельм, стараясь не утратить истинно немецкое терпение.

      Странный посетитель придвинулся еще ближе к прилавку, запустил руку за пазуху шинели и, достав оттуда какой-то смятый листок, положил его перед аптекарем.

      Герр Вильгельм водрузил на нос очки и воззрился на листок.

      Он ожидал увидеть рецепт, небрежно выписанный корявым почерком какого-то здешнего врача, или аккуратные аптечные прописи кого-то из коллег, но вместо этого перед ним было несколько слов, написанных твердым и красивым готическим почерком: «Помнишь ли ты Гейдельберг? Время настало».

      В тот день Константин Романович, управляющий домом на Васильевском острове, пришел домой необычно рано.

      – Костя! – позвала его мать, которая у себя в комнате смотрела телевизор. – Ты сегодня пораньше?

      – Я скоро снова уйду, – отозвался