Новенькая. Соблазнить за 183 дня. Александр Барр

возможно, на улице прогремело и не ружье вовсе, но… Без сомнений, это был выстрел. И уверен я не из-за просмотров фильмов. Из-за боли и испорченного шелкового халата своей новой знакомой, бывшей лесбиянки.

      Лежу, хлюпаю ладонью по мокрой ткани на своем животе и не могу поверить, что это конец.

      Телефон на полу все еще включен. Горемыка что-то кричит, но мне не расслышать с такого расстояния.

      – Господи! Что случилось?

      – Дополнительная дырка, – отвечаю ей.

      Хочу показаться спокойным, но улыбку выдавить не могу.

      Одним словом – беда. Полный пи*дец.

      Нет, со мной и раньше случались неприятности. Избивали до полусмерти, даже ножом пырнули. К поездкам в больницу, можно сказать, привык. Так что выстрел не стал таким уж сюрпризом.

      – Сейчас, сейчас-сейчас, – повторяет она и вертится на месте в растерянности.

      Я, конечно, подозревал, что мой новый образ жизни не приведет ни к чему хорошему. Знал, что однажды меня настигнет кара рогоносцев. Но что это случится так скоро…

      – Сейчас-сейчас.

      Новенькая носится вокруг меня, суетится, плачет, затыкает рану полотенцем. Задевает, роняет лыжные палки, наклоняется поднять, передумывает, бежит в комнату, спотыкается о палки, звонит врачам, кричит и возвращается на бал кон.

      Интересно, если бы она знала, что я не планировал строить с ней серьезные отношения, переживала бы так? Вызвала бы «Скорую»? Если бы знала, что несмотря на то, что она уже полгода работает в нашей конторе, а я даже имени ее не могу запомнить, стала бы приговаривать «держись, мой хороший»? Стала бы меня успокаивать?

      – Держись, мой хороший.

      Она делает вид, что не боится крови, что для нее, серой офисной трудяги, обычное дело – спасать человека от огнестрела.

      Мне трудно терпеть.

      – Держись, мой хороший. Мы справимся. Подыши, – она садится рядом, берет меня за руку и начинает громко ритмично сопеть.

      – Х*ле ты делаешь? Я ж не беременный.

      Мне смешно наблюдать за паникующей женщиной, но вместо хохота из моего рта вылетает кашель, и я корчусь от боли.

      – Пожалуйста, не разговаривай. Терпи, мой хороший, – она шепчет, приговаривает, шмыгает носом и гладит меня по голове. – Не бойся.

      Не бойся, говорит…

      А я не могу не бояться!

      Твою ж мать, как тут не бояться?

      Мне пи*дец страшно. Страш-но! Но не только от того, что я вот-вот сдохну. Нет. Думаю, что как раз на это мне уже плевать. Страшно, что я не успел, что не справился, что мою книгу издадут, что ее прочитают, что я навсегда останусь в памяти людей говном. Страшно, что не извинился, не раскаялся, что, если и существует ад, меня там уже поджидает черт с огромной сковородкой, вилкой и щипцами для выкручивания яиц. И я ничего не могу изменить.

      – «Скорая» едет. Не бойся. Все будет хорошо.

      Нет.

      Хорошо точно не будет.

      И спор проигран…

      Ну как так? Единственное дело, которое я наконец решил довести до конца, – провалено.

      Опубликуют, и, как назло, книга станет бестселлером, разлетится миллионным тиражом, а меня уже нет. И нет возможности