Хранительница тайн. Кейт Мортон

так, ничего.

      – Тогда пошли есть, – сказала Роуз, вынимая форму из духовки. – Выглядит весьма аппетитно…

      – Она умерла, – промолвила Лорел с внезапной убежденностью. – Вивьен умерла.

      – Откуда ты знаешь?

      – Это всего лишь предположение, – тут же пошла на попятную Лорел. – Шла война. Все могло случиться.

      – Все когда-нибудь случается. – Роуз проткнула вилкой корочку. – Иногда даже глазурь выглядит весьма достойно. Ты готова броситься в пасть львам?

      – А знаешь, – Лорел ощутила необоримое желание подняться на чердак и проверить свои предположения, – пожалуй, ты была права. Мне действительно нехорошо.

      – Даже пирога не будешь?

      На полпути к двери Лорел мотнула головой.

      – Придется лечь пораньше. Не хочу утром встать с больной головой.

      – Принести таблетку? Горячий чай?

      – Нет, спасибо. Если только…

      – Что?

      – Пьесу.

      – Какую пьесу?

      – «Питер Пэн», книжку, в которой лежала фотография. Ее можно найти?

      – Порой ты бываешь такой странной, – улыбнулась Роуз. – Ладно, так и быть, принесу я тебе твою книжку. – Она кивнула в сторону пирога. – Только с этим покончим.

      – Не спешите, я буду у себя. Приятного аппетита. И еще, Рози…

      – Что?

      – Прости, что оставляю тебя на съедение этим двоим.

      Во всем была виновата Австралия. Стоило Роуз упомянуть о месте, где родилась Вивьен, как в мозгу Лорел что-то щелкнуло. Она вспомнила, где впервые услышала это имя и почему оно так важно.

      Пока сестры ели пирог и охотились за ножом, который им никогда не найти, Лорел перерыла чердак в поисках своего чемодана. У каждого в семье был свой собственный чемодан, тут мама была непреклонна. Это все из-за войны, однажды объяснил им папа. Все, что Дороти любила, уничтожила бомба, упавшая на ее дом в Ковентри. Ей хотелось верить, что ее дети избегнут такой участи. И пусть она не могла защитить их от сердечных ран, зато знала: каждый из них найдет свои школьные фотографии в целости и сохранности. Страсть матери к вещам – предметам, которые можно взять в руки и наделить неким особым смыслом, – граничила с одержимостью, а перед ее любовью к собирательству было трудно устоять. Все сохранялось, ничего не выбрасывалось, традиции соблюдались почти с религиозным рвением. Взять, к примеру, тот самый нож.

      Чемодан Лорел подпирал старый радиатор, который папе так и не удалось починить. На крышке по трафарету было выведено ее имя. Истертые кожаные ремни и сломанные застежки годились только на свалку. Сердце Лорел затрепетало. Странно, что предмет, о котором она не думала пятьдесят лет, так четко возник в ее мозгу. Она помнила, как он выглядит, представляла, как возьмет его в руки, какие чувства он всколыхнет. Бледный призрак юной Лорел опустился на колени рядом с ней.

      Внутри пахло сыростью и старым одеколоном, название которого она успела забыть, но запах заставил ее вновь ощутить себя шестнадцатилетней. Чемодан был забит бумагами: дневники, фотографии, письма, школьные аттестаты, выкройки.

      Наконец в дальнем левом углу чемодана она нашла то,