Мертвая улика. Николай Леонов

Как раз тебя видно не было. Деревья и кусты здесь растут так, что загораживают это место.

      – Очень хорошо, – сказал Гуров. – А теперь ступай вот по этой тропинке. Она ведет прямо к ограде у дома престарелых, а в той ограде есть калиточка. Я обратил внимание… Так вот ступай по этой тропинке и остановись через двадцать шагов. И осмотрись.

      Федор Ильич пошел по тропинке, прошел двадцать шагов, остановился, осмотрелся, прошел еще некоторое расстояние, опять остановился и осмотрелся, а затем молча вернулся в Гурову.

      – И оттуда тебя не видно, – сказал он. – Я дошел почти до самой ограды… Вот ведь угораздило старушку умереть именно в таком месте, где ее никто не мог увидеть! Ни с какого боку. Будто нарочно… – Он не договорил и с озадаченным видом уставился на Гурова.

      – Вот и я думаю о том же самом, – задумчиво сказал Лев Иванович. – Местечко будто нарочно создано для убийства. Ни с какой стороны его не видно. Ни со стороны стариковского приюта, ни со стороны асфальтированной дорожки. Совпадение? Может, и так. А может, и нет. Вот если бы я задумал убить кого-то в этом саду, то выбрал бы именно это место.

      – Не знаю, не знаю, – засомневался Федор Ильич. – По всей видимости, бабуля умерла или вечером, или ночью, или рано утром. В общем, в темное время суток. А когда темно, то ничего не видно с любого места. Будь я убийцей, я бы ее убил в любом месте. Когда темно, без разницы, где убивать.

      – Ну, не скажи, – не согласился Гуров. – Во-первых, в саду горят фонари. А от них, понятное дело, светло. А во‐вторых, что по асфальтовой дорожке, что по тропинке кто-то может разгуливать и в темное время суток. Разве нет?

      – В принципе, да, – согласился Федор Ильич. – Например, те же старички, у которых стариковская бессонница. Или взять, к примеру, меня. Вот, скажем, прошлой ночью меня так скрутил радикулит, что упаси и помилуй! Лежу и размышляю: уж не прогуляться ли мне по ночному саду? Может, думаю, полегчает.

      – Вот именно, – подытожил Гуров. – Сад – место людное. Хоть днем, хоть ночью. И просто так, посреди асфальтовой дорожки и под фонарем, человека не убьешь. Поневоле нужно отыскать темное местечко…

      – Как, например, вот это, – указал пальцем на место обнаружения трупа Федор Ильич. – Ни с той стороны ничего не видно, ни с этой. Да вот только все равно – есть у меня сомнения…

      – Выкладывай, – коротко сказал Гуров.

      – Послушай, Лев Иванович. Ты, конечно, в своем деле специалист, это видно сразу. Не то что я, дилетант. А только все равно… Ведь это что же получается? А получается вот что. Допустим, нашу бабулю и впрямь того…

      – Ну-ну, – поощрил собеседника Гуров.

      Он понимал, куда клонит Федор Ильич и что он хочет сказать, но хотел выслушать его от начала до конца. Да и как иначе? Ведь они были напарниками, то есть совместно пытались разобраться в запутанных обстоятельствах, связанных со смертью старушки. А напарники должны быть равны во всем, здесь неуместны ни чины, ни регалии, ни опыт. Таков у Гурова был житейский и профессиональный принцип. Или, точнее говоря, сам Гуров был таким.

      – Так