Бурная весна. Горячее лето. Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

свои с Запада? Это и будет divide et impera! – разделяй и властвуй.

      – Так что, по-вашему, выходит – выбора у нас нет, продолжать эту бойню мы должны? – с тоскою в голосе спросил Обидин.

      – Да, выбора нет, должны, – его же словами, но твердо ответил Ливенцев.

      – Тогда что же… тогда… не о чем и говорить больше… Остается одно – помирать, – пробормотал Обидин.

      Ливенцеву, видимо, стало жаль его. Он положил руки ему на плечо и сказал, улыбаясь:

      – Помереть мы с вами всегда успеем, но сначала надо попробовать кое-что путное сделать.

      – А что же именно «путное»?

      – Да, в самом деле, что вы называете «путным»? – почти одновременно спросил и капитан.

      – Ну, уж, разумеется, не сдачу в плен, – уклончиво ответил Ливенцев.

      Между тем в это время санитарный поезд, после свистков, дерганья и лязга, отодвинули куда-то дальше в тупик, и на его место мягко подкатил, попыхивая локомотивом, щегольской, совсем небольшой поезд, всего в три вагона.

      – Это что же такое за поезд? – спросил теперь уже Ливенцев капитана.

      А тот вместо ответа кивнул в сторону парадных дверей вокзала, откуда поспешно выходили один за другим два генерала, оказавшиеся тут и направлявшиеся к поезду. Заметны также стали теперь и жандармы, а толпа как-то вдруг поредела.

      Инженерный поручик вместе со штабс-ротмистром кавказцем подошли откуда-то к группе Ливенцева, и первый из них сказал:

      – Главнокомандующий Юго-западного фронта Брусилов катит экстренным поездом.

      А второй добавил:

      – По всей вероятности, едет в ставку, представляться царю.

      – Неужели не выйдет промяться? – спросил Ливенцев. – Посмотреть хотя бы издали на вершителя наших ближайших судеб.

      – Вы разве его никогда не видели? – удивился артиллерист.

      – Не приходилось.

      – Генерал как генерал… Точнее, как старый генерал, – ведь он уже далеко не молод.

      – Фигура не строевая, – с сильным ударением на «не» сказал кавказец. – Я его тоже несколько раз видел. А на лошади держится хорошо.

      – Еще бы плохо! Кавалерист, бывший берейтор, – несколько презрительно заметил поручик. – А роль кавалерии в этой войне оказалась скромной.

      Кавказец не возражал против этого, тем более что его внимание, как и всех прочих, привлекли генералы, тяжело взбиравшиеся в элегантный синий салон-вагон.

      Шторы окошек этого вагона были полуприкрыты. Около вагона стали два жандармских офицера. Наконец, жандармский поручик в белых перчатках подошел к ним, пятерым, устремившим любопытные взоры на таинственный вагон Брусилова, и очень вежливо, однако твердо, попросил их не стоять на месте, а прогуляться в ту или иную сторону, куда им нужнее. Кстати он спросил, каким поездом и куда они едут. И, когда ему за всех ответил капитан, он даже встревожился:

      – Так что же вы, господа! Вам тогда надо идти садиться в свой поезд: он двинется, как только этот поезд пройдет.

      – А этот поезд куда идет, – в ставку? –