Бурная весна. Горячее лето. Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

не ставил этого в вину Обидину, зная, что он в роте – человек новый, не винил и солдат, зная, что винтовки эти выданы им только перед отправкой, а до того в их руках были берданки. Он только говорил Обидину:

      – Надо вам подналечь, подзаняться этим делом!

      И солдатам:

      – Прежде всего, ребята, береги винтовку, а винтовка убережет вас! Сборке-разборке, – этому вас научат, а чистить ствол вы уж должны уметь…

      Так, переходя от одного к другому, подошел Гильчевский и к рядовому с тяжелым взглядом. Это был рослый малый со сжатыми губами и с желваками под скулами; держа в правой руке ствол винтовки, как дубинку, глядел он на генерала явно ненавистно.

      – Как фамилия? – спросил Гильчевский, сразу насторожась.

      – Мослаков, – протиснул тот сквозь зубы.

      – Отвечать не умеешь! – слегка поднял голос Гильчевский, беря в то же время ствол его винтовки за нижний конец, и разглядел, что он забит землею.

      – Кэ-эк это тэ-эк не умею? – с выдыхом, с запалом протянул Мослаков, глядя не только ненавистно, но и вызывающе.

      Предчувствуя уже недоброе, Гильчевский крепко держал обеими руками гладкое железо за свой конец, но вдруг Мослаков сильно дернул ствол к себе и тут же сделал им выпад вперед, в грудь генерала.

      Очень острый момент этот не ускользнул от зорких глаз тех, кто окружал Гильчевского, и первым подскочил к нему на помощь Протазанов, – человек крупных и крепких мышц, – потом адъютант дивизии, и командир полка Кюн, и Антонов, и Шангин, и другие…

      Мослакова свалили наземь, связали ему солдатскими поясами руки.

      Когда его уводили потом под конвоем, он совсем не казался обескураженным: напротив, он старался идти браво, подняв голову и презрительно и часто поплевывая, как будто случилось с ним все именно так, как ему хотелось.

      На допросе в штабе дивизии он тоже держался вызывающе, намеренно не желая отвечать по-солдатски. Его спросили, чем он занимался до призыва в армию.

      – Чем занимался? – надменно переспросил он. – Мослакова вся Одесса знает, а вы – «чем занимался»! Знаменитый я вор-домушник… Между прочим, и «медвежатник» тоже.

      – Это что же значит такое «медвежатник»? – спросили его.

      – Не знаете? А это же по части несгораемых касс, – подмигнул он. – Считается – высшая марка!

      – И что же, – сидеть приходилось?

      – Разумеется, сидел, – что же тут диковинного?.. А вы лучше спросите, почему я аж до самого фронту с маршевой ротой дошел, – это, конечно, вопрос!

      – В самом деле, почему же именно?

      – Так себе, признаться, ради интереса, – беспечно с виду ответил Мослаков.

      – Ради интереса? Хорошо, допустим. А вот что ты сегодня выкинул – эта штука зачем?

      – Это, прямо вам сказать, ради скуки.

      – Как «ради скуки»? То есть в видах развлечения, что ли? – спросили его.

      – Так точно, – для пущей веселости, – шевельнув желваками, ответил он с напускным спокойствием.

      Когда Гильчевскому доложили