Научи меня любить. Каролина Шторм

торопишься, что даже поздороваться забыл?

      – Мне некогда, – был ответ. – Через час на работу.

      – А здесь тебе что понадобилось?

      – Вещи кое-какие забыл.

      – Знаю я, что ты здесь забыл! – Жанна Аркадьевна была явно недовольна. Впрочем, мне начало казаться, что это было её нормальным состоянием (по крайней мере, здесь). Позже я в этом убеждалась не раз. – Когда ты уже, наконец, съедешь отсюда? – совершенно бесцеремонно поинтересовалась Жанна Аркадьевна, глядя на незнакомца снизу вверх. – От тебя одни проблемы.

      – Зато вам не скучно со мной!

      – Ещё бы! То драки, то сабантуи. А сколько девчонок ты перепортил!..

      – Они сами были не против.

      Это было последнее, что я услышала от этого человека. Захотелось выглянуть из кабинета, рассмотреть его поближе. Кто же это такой, о ком так нелестно отзывается комендант. Девушки, видя мой интерес, шепнули: «Это Павел Сазонов. Студент пятого курса».

      – Вы хорошо его знаете? – спросила я.

      В ответ они снова засмеялись.

      – Кто же его не знает! Тебе самой это вскоре предстоит.

      В это время вернулась Жанна Аркадьевна и прикрыла за собой дверь.

      – Прочитали? – спросила она у ребят. – Теперь подписывайте договор.

      Я сделала то же самое. И после этого мне был вручен ключ от комнаты, которой суждено было стать моей на целых пять лет.

      Петр Алексеевич ждал на улице. Я позвала его, и он вместе со мной поднялся на четвёртый этаж.

      – Да, комнатка тесная, – сказал он, осмотрев её. – Сколько вас здесь будет?

      – Пока двое. Комендант сказала, что моя соседка приедет вечером.

      – Ну, тогда располагайся.

      Комната, действительно, была небольшой и состояла из двух стоящих напротив друг друга кроватей, двух тумбочек и двух шкафов. Стол, два стула и одно большое окно посередине. Я заглянула в него. Высокое дерево протягивало ко мне свои ветви, словно в знак приветствия. Недалеко была проезжая дорога. Значит, отсюда мне будет видно, кто заходит в общежитие и кто выходит из него. Хотя какая разница? Разве я буду стоять и смотреть, как люди снуют туда-сюда? Комендант же ясно сказала: помни, зачем ты сюда приехала.

      Петр Алексеевич помог мне занести все вещи.

      – Спасибо. Дальше я справлюсь сама, – поблагодарила я его, давая понять, что жду его ухода.

      – Ну, тогда, мне пора, – сказал он. – Звони, пиши. Приезжай почаще. Если надо, мы сами приедем.

      Я проводила его взглядом, а потом снова вернулась к окну. Видела, как он садится в машину и уезжает. Мы были в добрых отношениях до тех пор, пока он окончательно не вошёл в нашу семью, разрушив, тем самым, моё доверие. Он оказался предателем, и пережить это было не так просто. В наши редкие теперь встречи с отцом он спрашивал о том, «как поживает мой новый папа». Я отрицательно мотала головой: отец у меня был и остался один, другого не существует. Но моему родному человеку, убитому горем, сложно было принять своё новое положение. Дух пессимизма, присущий ему