Кронштадтский тупик. Анастасия Александровна Калько

легко могли незаметно расстегнуть "молнию" и сунуть, дело секундное. Ее отпустили, но здесь в нее вцепился местный опер, он давно искал, кто в город "дурь" поставляет, и решил хоть треснуть, но раскрыть эту сеть. Поэтому он и задержал Степанову и начал ее раскалывать: где взяла, кому везла. Задержал ее на трое суток, но тут возле ее дома взяли одного субчика, за которым уже давно люди из наркоконтроля охотились; одна бдительная соседка звякнула в отделение, когда он пытался в форточку к Степановым влезть. Он сознался, что вез "ценный груз" и от греха подальше сунул его соседке в рюкзак, а теперь хотел забрать. Василису выпустили, но у нее нервный срыв случился, пыталась покончить с собой, месяц лежала в клинике неврозов, а оперативника выдавили из Кронштадта. Директор школы, где училась Степанова, обозлилась на него, а к ее мнению на Котлине прислушиваются.

      – Я в курсе, – кивнула Белла. – А ты слышал, что произошло на днях?

      – А что случилось? Извини, не слышал. Конец года, горячая пора, подведение итогов, заседания, вожение мордой об стол – бывает некогда следить за новостями.

      – Этот оперативник приехал в Кронштадт к своей подруге на Новый год и погиб, – Измайлова поведала о происшествии в Екатерининском сквере.

      Андрей слушал молча, допивая свой кофе.

      – И ты защищаешь Степанова, – сказал он. – Я угадал?

      – Да. Потому, что это был несчастный случай, я сама это видела. А следователь шьет ему "сто пятую", зная, что у Егора Павловича с Гусевым давние счеты были. А госзащитник – салага, воробей необстрелянный, один не вытянет дело.

      – Салаги сейчас есть такие, что и нас кой-чему научат, – заметил Корин.

      – Этот не из таких. Я бы сказала, тургеневский юноша, тихий, интеллигентный, лишний раз голоса не повысит, глотку драть и локтями работать не умеет.

      – У тебя быстро научится, – улыбнулся Андрей, – как в "Ералаше": 2Научи плохому!". Я наслышан о работе господина Когана и понимаю, почему он принял тебя в свою гвардию.

      – Степанов при встрече спросил Гусева: "Помнишь мою дочь?", – вспомнила Белла. – А тот ответил: "Пусть радуется, что легко отделалась!"

      По лицу Корина пробежала гримаса отвращения.

      – Легко, нечего сказать, – он замолчал, вылавливая кусочек имбиря из чашки и старательно отводя взгляд, но Белла уже навострила уши:

      – Что они имели в виду?

      Андрей молчал. Потом сказал:

      – Белла, я все понимаю, работа у тебя такая, клиента вытаскивать… Но и ты нас пойми, мы стараемся не выносить сор из избы. И если кто-то из наших что-то натворил, мы и разберемся, и накажем. Но от общественности постараемся это скрыть.

      – От чего у Василисы случился нервный срыв? – настаивала Белла. – Я с ней беседовала. Она не производит впечатления кисейной барышни, способной захворать от огорчения или хвататься за таблетки или веревку, если ей не купили модные джинсы. А после задержания на трое суток она пыталась наложить на себя руки и лежала в клинике.