Штрихи к портрету бытия. Лейла Берс

цвет сошёл с его лица.

      – Что с вами, достопочтенный мой?

      Как погляжу, вы сам не свой.

      Приблизьтесь, сядьте на тахту, -

      Приободрил шах Бекмурзу.

      Но визирь в пол упал, как раб:

      – О, всемогущий, я так слаб

      В делах сражений и войны,

      Я не помощник тут, прости,

      Своё величье проявив,

      Меня в Меди́ну отпусти.

      Но встретив взглядом хмурый взор,

      Он свой продолжил разговор:

      – Уж несколько ночей подряд

      Во сне я вижу чёрный взгляд,

      Который говорит: «Пора, я – смерть,

      Я за тобой пришла.»

      – Ну, полно, друг мой, отдохни,

      Вина забвенья пригуби,

      Поверь, негоже мудрецам

      Всецело доверяться снам.

      Ночь ужаса провёл старик,

      Ему приснился смертный лик:

      – Не смог ты шаха убедить,

      Ты будешь на войне убит.

      Шах, утренний намаз свершив,

      Совет военный проводив,

      Присел позавтракать, когда

      Охрана с ви́зирем вошла.

      Царь был печально удивлён:

      – Не знаю, что за страшный сон

      Тебя терзает, видим мы

      Ты тяжко болен, и войны

      Тебе действительно не превозмочь.

      Так соберись сейчас, а в ночь

      Отправишься с людьми домой,

      Нам очень важен твой покой.

      Советник не заставил ждать.

      Велел узлы скорей собрать,

      И только в лагере зажгли огни,

      В свой путь отправились они.

      Всё это время тень Судьбы

      Над ним смеялась со спины:

      – В Меди́не, как взойдёт заря,

      Твои закроются глаза,

      С момента твоего рожденья

      Так предрешили небеса,

      Не выполнить приказа свыше

      Я, как ты знаешь, не могла.

      Была Меди́на далека,

      Поэтому пришлось к тебе

      С косой прийти в кошмарном сне.

      Экзамен

      (по мотивам восточной притчи)

      Решил постре́л проверить мудреца:

      Поймал сачко́м беднягу мотылька

      И, между двух ладоней поместив,

      Явился в класс. При этом не забыв

      Друзей предупредить о том,

      Что он придумал, как проверить

      Является ли их учитель первостепенным мудрецом.

      Вот по местам расселись все,

      С вопросом вышел он к доске:

      – Учитель, здесь в моих руках скрыт мотылёчек полевой.

      Скажи, он мёртв уже, несчастный, или по прежнему живой?

      А сам подумал: «Скажет мёртвый,

      Я, отпуская мотылька, всем покажу,

      Что наш учитель не стоит званья мудреца.

      А если скажет, что живой, сожму ладони

      И тогда все пожалеют мотылька

      И убедятся, что учитель далёк от званья мудреца.»

      Учитель, мягко заглянув в недетски умные глаза,

      Сказал: «За то, что я тебя дождался, благодарю вас, Небеса,

      Я было уже думать стал, что зря всю жизнь преподавал,

      Ведь лучший из учеников такой вопрос не задавал».

      И, нежно мальчика обняв, добавил: «Всё в твоих руках,

      Ведь ты об этом точно знаешь -

      Жизнь мотылька в твоих руках.»

      Решение

      В одной из дальних комнат шариатского суда главный муфтий читал поданные на рассмотрение дела, раскладывая заявления в разные стороны. Когда работа была завершена, он позвал помощника и, указав на крайнюю стопку бумаг, сказал: «На этих поставишь резолюцию -Отказать в рассмотрении, – и возвратишь подателям.» Выполнив указанное поручение, помощник вернулся и спросил: «Уважаемый, а почему ты отказываешься рассматривать все имущественные споры между бывшими мужьями и их семьями?» – «Знаешь, Бисолт, – ответил ему муфтий, – я воспитывался в те времена, когда разводы у нас были крайне редки, и уже если мужчина уходил от своей семьи, то оставлял ей всё. Да-да, всё, лишь отряхнув пыль с брюк. А теперешние мужчины… – и он сокрушённо покачал головой, – ни достоинства, ни чести… Таким… я не судья.»

      Фаберже́

      На прутьях ветхого забора,

      В тени раскидистой ольхи,

      Паук трудился, с лёгким ветром споря,

      По ниточке плетя свои силки.

      Уже поднял мальчишка ветку,

      Чтобы разрушить сети западни,

      Да вот беда –