Когда прилетит ворон. Илона Муравске

особенный ворон.

      Могут же сниться особенные сны? Ведь в волшебные сны не верят только маглы, да?

      Напишите в комментариях, что вы думаете о снах. Расскажите, какие сны вам снятся? И обязательно, обязательно напишите, что вы думаете о моём сонном вороне.

      И конечно, не забывайте заглядывать в сторис в инстаграм. Там вся я!

      Хорошего всем дня!

                                               * * *

      Выдыхаю, но камеру не выключаю.

      Смотрю на себя – другую. Блогера, у которого двадцать пять тысяч подписчиков.

      Какая я для них?

      Как-то на занятиях в творческой студии Йоля сказала, что люди уже давно забыли, какие они на самом деле.

      У каждого теперь маски. У каждого теперь роли. Все артисты. И даже ни режиссёров, ни сценаристов не надо. Все давным-давно написали себе сценарии, в которых у каждого своя особенная роль.

      Ин-ди-ви-ду-аль-ная!

      Вот интересно, сколько масок у меня? Три или четыре?

      Йоля говорила, что маски меняются с возрастом.

      У взрослых их гораздо больше. На работе у них одна маска, дома другая, среди друзей – третья. Попробуй, раскуси, какая ты в действительности!

      Что любишь? Что не любишь?

      Какой цвет тебе нравится или не нравится?

      Вот что я люблю взаправду? Наверное, яблоки. Но не магазинные, а те, что росли в саду у бабушки.

      Когда маме предложили новую работу, бабушка дом продала и переехала к нам.

      Я знаю, она не хотела продавать. Мама уговорила. Говорила, что одной бабушке трудно по хозяйству управляться, что здоровье уже не то, что внучку, то есть меня, не с кем оставить.

      Конечно, мама могла тогда отказаться от той работы. Запросто могла бы, но не отказалась.

      А сейчас даже на карте не найти, куда она уехала. И звонит редко.

      Если бы папа был. Если бы был, то всё-всё было бы по-другому. Я знаю, когда есть папа, всё иначе.

      Но папы нет.

      Сначала мама говорила, что папа погиб. Мне, наверное, лет пять или шесть было, но я уже тогда понимала, что это неправда. Вот так просто взял и погиб? Разве можно погибнуть, когда не война?

      Мама говорила, в аварии. Разбился.

      А я почему-то была уверена, жив.

      Живёт себе и не знает, что у него есть я.

      И, наверное, он тоже носит маску, чтобы другие не знали, что на самом деле происходит внутри него.

      В бабушкином доме сейчас живут чужие люди. И сада нет. И яблок.

      В тот же год новые хозяева всё спилили. Да и дома старого нет, на его месте совсем другой дом, чужой, не бабушкин.

      Ничего нет.

      От бабушкиной жизни ничего не осталось, только название деревни и улица.

      И вообще ничего того, что в детстве было, теперь нет.

      Выходит, и у бабушки, и у меня – маски.

      Кто что любил? Когда любил?

      Может, я и канал на YouTube тоже ради маски выдумала?

      И Йолю тоже. Выдумала для себя такого человека, которого никогда не было. Вымышленного друга, с которым обсуждала Кафку и Эко. Пила