Волчьи песни. Александр Лапин

знакомый мотив Андрей Паратов.

      – На переднем Стенька Разин! – гудит, подхватывает мелодию Юрка Бесконвойный, – Обнявшись сидит с княжной… Свадьбу новую справляет, сам веселый и хмельной!

      Андрей распахивает полы своей медвежьей шубы и, хитро подмигивая, кивает в сторону Протасова, сидящего на передке саней, в обнимку со своей гражданской женой.

      Трактор идет по зимнику бойко, иногда погружаясь в снег по ступицы колес. В такие моменты, когда в колее появляется вода, становится понятно, что едут они по замерзшему болоту. Но тракториста, наверняка принявшего в деревне на грудь, да еще и прихватившего в дорогу, это явно не беспокоит. Он частенько отклоняется от колеи, смело газует, лихо вписывается в лесные повороты. И, наконец, влетает.

      «Беларусь», рычащий на оборотах, сначала неожиданно проседает в полузамерзшую трясину передним маленьким колесом. А потом и большим задним. Тракторист дает обороты. Но машина не выскакивает на поверхность, как он задумал, а, наоборот, зарывается глубже.

      Народ горохом ссыпается с розвальней в снег. Юрка Бесконвойный бежит к трактору посмотреть, что да как. Там у них с трактористом начинается бурное выяснение отношений, после которого тот еще несколько раз рвет машину – вперед-назад. Но чем больше он дергает, тем глубже колеса проседают в трясину.

      Тут уж весь народ не выдерживает и вступает в их диалог, крича:

      – Глуши мотор!

      – Утопишь машину!

      – Хватит дергать, дурень!

      После таких «душевных» увещеваний длиннорукий и длинноногий тракторист покидает кабину «Беларуса». Вылезает на свет божий. Начинает ходить по снегу кругами и, крякая, приговаривать:

      – Ах ты, господи! Нешто застрял?! Ах ты, мать…

      При этом лицо у него этакое фатальное. Ни раскаяния, ни сожаления. Это для столичных пижонов утопление трактора в болоте – событие чрезвычайной важности. Для него это просто жизнь. Какая есть.

      Однако народу надо решать, что делать. Зима как-никак. Холодновато становится. Да и вечереть скоро начнет.

      – Надо идтить за другим трактором! Гусеничным! Чтоб он меня вытянул! – наконец произносит приговор Василий Иванович.

      – А нам что делать? – резко наезжает на него Протасов, с полуоборота заводясь от такой бестолковщины.

      – Можете назад по колее. Или вперед до фермы. Здесь недалеко – километра три осталось. По зимнику!

      Начали совещаться. Перспектива заплутать в лесу никого особо не вдохновляет. Но и возвращаться несолоно хлебавши тоже не хочется. Поехали, как говорится, по шерсть, а вернулись стрижеными.

      Так стоят они минут десять. Пока Протасов, как старый путешественник, не говорит:

      – И где наша не пропадала?! Айда к фермеру! Рискнем!

      И вот по снегу, будто отступающие французы в 1812-м, они трогаются вперед. Навстречу светлому будущему в лице бывшего странника-богомольца, а ныне передового сельскохозяйственного труженика товарища Онегина. Идут дружненько, сплоченной группой, ступая в след и стараясь не