Завет лихого пацана. Евгений Сухов

в него были вложены чувства.

      Так что, по большому счету, было о чем жалеть. Тем более странным было то, что об исчезновении альбома узнала Вероника. Никита показывал ей этот альбом. Она сдержанно перелистывала его страницы и, посмотрев последнюю фотографию, поинтересовалась с некоторым вызовом:

      – А меня ты тоже будешь фотографировать?

      Слегка смутившись, Зиновьев пообещал этого не делать. Но однажды, когда она осталась у него ночевать, в нем неожиданно проснулся фотохудожник, и он сделал три снимка. Причем на одной из фотографий запечатлел и себя, обнажившись по пояс. Никакой пошлости, все в пределах приличия. Ноги Вероники он закрыл легким покрывалом, а для большей художественности слегка приоткрыл грудь. Проявив пленку и отпечатав фотографии, Никита признал, что эти снимки были вершиной его мастерства, и после некоторого колебания поместил их в альбом.

      Однажды, не удержавшись, он показал ей эти фотографии. Вероника посмотрела снимки и сухо потребовала:

      – Я хочу, чтобы ты их уничтожил.

      – Обещаю, – кивнул Зиновьев, совершив над собой определенное насилие.

      Но разорвать или сжечь фотографии он так и не смог, не хватило сил. И вот теперь они пропали.

      Никита остановил машину, но выходить не спешил. Следовало получше осмотреться, пренебрегать безопасностью никак было нельзя. На первый взгляд вокруг не замечалось ничего настораживающего. Теплый вечер выгнал половину жильцов дома на улицу, да и место располагало к приятному времяпрепровождению. Двор утопал в зелени, привычно галдели под деревьями дети, у подъездов на лавочках сидели старухи, а сторонники активного образа жизни, заложив руки за спину, фланировали вдоль подъездов.

      Вроде бы все в порядке. Никита уже было взялся за ручку, чтобы распахнуть дверцу машины, как в оконце предстало лицо старика с непричесанными, неопрятными патлами, торчащими в разные стороны. Еще один российский типаж. Сейчас начнет просить рубль за охрану тачки, и попробуй не дай! Возьмет да ковырнет втихаря гвоздем по боковине, и товарному виду конец!

      И, только всмотревшись, он узнал в этом старике родного деда. Старик уже в который раз удивил Никиту – надо же, какой мастер перевоплощений, блин!

      Никита распахнул дверцу. Дед, подобрав полы старенького плаща, устроился в кабине и, неприязненно поморщившись, объявил:

      – У тебя здесь бензином пахнет.

      Выглядел дед непривычно. Из-под серой клетчатой кепки во все стороны торчали волосы соломенного цвета.

      – Есть немного, – обескураженно признался Никита. – Надо бы карбюратор посмотреть, да как-то все некогда.

      – Ты уж посмотри, – захлопнул дверцу старик, – а то ведь так и задохнуться можно.

      – Почему ты не объявишься?

      Старик невесело хмыкнул:

      – А ты думаешь, что мне жить надоело? Не угадал, поживу еще, но пока в одиночестве.

      – И где же ты остановился?

      – Есть одна хата, – неопределенно