Детонатор. Александр Тамоников

Руководствуясь какими-то непонятными мотивами, Григорий остановил выбор на увеличенной фотографии мертвого поэта. Из-за рассыпавшихся кудрей и страдальческого излома бровей Есенин походил на обиженного мальчика, уснувшего в слезах. Приоткрытые губы еще таили звук последнего горестного вздоха.

      Евсеев посмотрел на фотографию и поспешил отвести взгляд.

      – Не боись, – воскликнул Григорий, по-своему понявший порывистое движение попутчика. – Это же Сергей Есенин.

      – А почему мертвый? – спросил Евсеев.

      – Какому ж ему быть, после того как его убили? – резонно ответил Григорий, лаская обеими руками обмотанную изоляционной лентой баранку. – Откуда родом?

      – Не знаю, не помню.

      – Где родился, не помнишь?

      – В одном селе, – заулыбался Евсеев, – может, в Калуге, а может, в Рязани…

      – Из психушки сбежал? – вторично насторожился Григорий.

      – Это я Есенина цитирую.

      – Таких стихов не знаю, в фильме их не было. Зато вот: «…хулиган я, хулиган, от стихов и сыт и пьян…» А? Как сказано?

      – Не совсем точно.

      Евсеев кашлянул, готовясь поправить Григория, но тот его опередил:

      – Быть того не может. Они перевирать не станут.

      – Кто «они»?

      – Безуховы… или как их там? Тьфу, дьявол, фамилия из головы вылетела. – Григорий раздраженно ударил кулаком по баранке. – Папаша и сын с невесткой. Они мировой сериал про Серегу отсняли лет десять назад. Я как посмотрел, так сразу понял: наши люди, великорусские.

      – И все-таки почему фотография мертвого Есенина? – повторил вопрос Евсеев.

      – Это фото в каждой серии показывали, – пояснил Григорий. – Оно как напоминание.

      – О чем?

      – О чекистах-инородцах, что Россию-матушку кровью залили. Иуда Троцкий и компания. Вот змеи подколодные! Годами вокруг Есенина увивались, своего часа ждали, чтобы ужалить. Цирлихи-манирлихи всякие. Заманили в «Англетер», тю-тю-тю, ля-ля-ля, а сами удавку на шею и канделябром! Сергей как чувствовал, когда писал, что, мол, в этой жизни умирать не просто, но и жить, поверь мне, нелегко. – Григорий понизил голос: – Черный человек знаешь кем был взаправду? Сталиным. А Сталин кто был по паспорту? Грузин. Джу-га-шви-ли. Нас всех, русских, гнобят кому не лень.

      – А мы? – спросил Евсеев.

      – А мы – вот, – Григорий кивнул на фотографию. – Не тоскуем, не грустим, не плачем. Или как там у Высоцкого? У обрыва, возле пропасти, по самому по краю!

      Евсеев привалился к дверце.

      – Я подремлю, ладно?

      – Вот так и страну продремали, – с укором произнес Григорий. – Спасибо, остались еще люди вроде Безуховых. Актера, который Есенина играл, знаешь как зовут? Между прочим, тоже Сергеем. Эх, пейте водку в юности, бейте в глаз без промаха!

      Евсеев притворился, что клюет носом, а потом и впрямь заснул и очнулся лишь в сумерках, когда Григорий требовательно потряс его за плечо.

      – Тебя где высадить? – спросил он мрачно, явно недовольный тем, что попутчик не пожелал поддерживать