Новая Дикая Охота. Рассказы для живых. Макс Фрай

положена всем. Мир от этого сам не в восторге: всё, что в нём происходит, неизбежно происходит и с ним. Но сразу стать другим он не может, глобальные изменения даже в недолговечном маленьком человеке протекают медленно и постепенно, а тут – целый огромный мир. Поэтому мир всегда рад помощникам, тем, кто готов с ним играть. Вряд ли от нас много толку; сколько там хаоса можно создать человеческими усилиями – слёзы одни. Но ладно, сколько можем, столько и делаем. «Очень мало» – всяко больше, чем «совсем ничего».

      К полуночи я едва держусь на ногах и одновременно чуть не взлетаю – силы кончились, но при этом их столько, что, того гляди, разорвёт. Но вместо того, чтобы идти домой, я забираюсь на холм, с вершины которого по вечерам катаются дети и взрослые – на санках, «ледянках», «ватрушках» и просто кусках картона, но сейчас уже поздно, на холме пусто. Это мне повезло.

      Я достаю из кармана зажигалку и карту – девятку пик, с которой сегодня всё началось. В моих руках пластик горит, как бумага. И снег на холме горит, как бумага (нет не горит, мне только так кажется), и я загораюсь (кажется, кажется), и небо над моей пылающей головой.

* * *

      Иногда, то ли если мы с миром совсем уж шикарно сыграли, то ли просто когда повезёт, я какое-то время – недолго, потом забываю – точно знаю, что за боль мы в текущей игре отменили. Каков конкретный итог.

      Минус восемь пощёчин и просто ударов, минус порка ремнём, минус два перелома – ноги и ключицы, минус две (впрочем, робких, почти без шансов увенчаться успехом) попытки убийства, минус авария с жертвами, минус погибший на улице кот. Это, наверное, считается круто, – неуверенно думаю я, сидя на скамейке у самого дома с сигаретой в руках. (Сигарета – это такая смешная специальная штука, чтобы люди играли в драконов, изрыгая если не пламя, то дым.)

      Ну, типа круто, – мрачно думаю я, пряча сигарету обратно в карман, потому что сил сейчас нет играть ещё и в дракона. – Но при этом так мало, что считай, совсем ничего.

      На улице пусто, потому что зима, мороз, будний день, половина первого ночи – естественно, тут нет никого. Но в ответ на мои унылые мысли в меня неизвестно откуда прилетает здоровенный снежок, к счастью, не ледяной, а пушистый, рассыпается сразу, едва коснувшись моей головы.

      «Завтра ещё поиграем! Давай приходи!» – кричит где-то вдалеке, скорее всего, во дворе через дорогу детский голос, в половине первого зимней морозной ночи даже более невозможный, чем только что прилетевший мне в лоб снежок.

      Можешь ведь, если захочешь! Всё ты можешь, даже человеческим голосом говорить, – одобрительно думаю я, возводя очи горе. В смысле, во все глаза таращась на небо, потому что – ну а куда ещё мне сейчас смотреть?

      Хроники городской жизни

      Анна Ивановна выходит из дома на берег реки. Дом стоит в таком месте, что сразу за дверью у Анны Ивановны спуск к реке, всего четыре ступеньки; летом, когда окна открыты настежь и мимо вечно кто-нибудь ходит, Анна Ивановна часто слышит, как прохожие говорят друг другу: «Везёт же людям, дом