Три грани мизерикорда. Даниэль Дакар

столько всего пройдено, вламывается к тебе в каюту со столь безапелляционным заявлением.

      – Чем вызвана? – Ричард Райт прошел внутрь, дошагал до стола и оперся на него той частью тела, которая уже не спина, но ещё не ноги. – Да как минимум тем, что я имею неудовольствие опять наблюдать твою рожу в состоянии немаленькой задумчивости. И дело вовсе даже не в похмелье. Или не только в нём. Давай-ка начистоту – лирика по голове проехала?

      – В каком смысле? – на всякий случай пилот решил «включить дурака», по крайней мере, до тех пор, пока не выяснит, что именно не нравится другу.

      – Да в прямом, – Райт достал из кармана пачку сигарет, закурил, выпустив клуб дыма в потолок. – Ты вчера с докторшей пообщался, да? И именно после этого явился на борт с литровой бутылкой вискаря, уже ополовиненной. Стало быть, она тебя отшила. А учитывая, какой ты у нас милашка и обаяшка, то тебя не просто отшили. Тебе сообщили, что ты прелесть, но ничего не получится. Я прав?

      – Нет! – выпалил фон Строффе и тут же пожалел об этом. Собственный вопль ввинтился в мозг раскалённым сверлом. – Ни хрена ты не прав, и с чего ты вообще это взял?

      – Бутылка – вон стоит, – обстоятельно начал Райт. – И раз в ней не хватает чуть больше половины, значит, эту половину ты выпил снаружи. Внутри ты пить в одиночку не стал бы, а пока шёл до борта, под шаг, мог выхлестать только в путь. Между прочим, я тебе даже могу сказать, откуда ты шёл – поскольку скорость твоего пития мне ещё с Патруля известна. И вряд ли что-то изменилось за последние двести с небольшим лет.

      Навигатор невесело хохотнул и продолжил:

      – А поскольку надраться ты мог исключительно по причине неудавшейся лирики, а интересовался крайнее время только докторшей Агатой, то всё с тобой ясно.

      – Дик, а тебе не кажется, что ты суешь нос в мою жизнь? В мою личную жизнь, которая тебя никак не касается! И не имеешь на это никакого права, черт побери!

      – Да ну? – в голосе Райта отчётливо доминировали нотки издевки. – Не касается? В прошлый раз твоя личная жизнь, которая «никого не касается», нас на двести лет в ловушку загнала! Не знаю, как у тебя, а у меня до сих пор каждый позвонок и все ребра болят от такого «никого не касается!».

      – А вот это, мистер Райт, с вашей стороны подлость! – голос пилота звенел, как струна. Намёк на попытку срубить кучу призовых, дабы быть достойным такой чудесной невесты, как мисс Валлис, что и привело к двухвековому пребыванию в заморозке, никакого удовольствия Алексу не доставил. – Будьте любезны немедленно извиниться, в противном случае разговор закончен.

      – А пошел бы ты, мистер фон Строффе… в холодный душ. Остынешь – так, глядишь, с тобой разговаривать можно будет. А то влюбленному мудаку что-либо втолковывать – абсолютно бесполезное занятие, – парировал навигатор.

      – Что-о?! – взревел фон Строффе и рванулся в сторону собеседника. Зря, кстати, рванулся, потому что, несмотря на хорошую подготовку, ничего ему в рукопашной против Райта не светило. Ни двести лет назад, ни сейчас. Что и подтвердилось