Служебный роман… о нелюбви…. Ирина Критская

такие же дощатые стены были уляпаны плакатами. Около лестницы на второй этаж дымился огромный бойлер, из которого торчал косой, но блестящий кран. Вдоль стен стояли пара длинных узких лавок, накрытых ковриками, над лавками тянулись полки с потрепанными журналами. Семен Исаакович усадил Тамару на лавку, Ольгу поманил с собой, и они исчезли где-то в глубине гостиницы. Игорь осторожно присел на лавку, его костлявые ноги не помещались в узком коридоре, и он их ломано изогнул, вдруг став похожим на тепло одетого кузнечика. Зато Петр чувствовал себя отлично. Небольшой, но кряжистый, с крепкой короткой шеей и большими клешнястыми руками, он, впрочем, везде чувствовал себя своим. Вот и сейчас, что-то пожевывая и зыркая по сторонам крошечными острыми глазками, он подошел к полке, выбрал журнал и с силой плюхнулся на единственный стул, стоящий у бойлера. Потом плеснул кипятка в алюминиевую кружку, глотнул и откинулся на спинку, прикрыв глаза.

      Машка тоже чувствовала, что она жутко устала. Ноги начинали потихоньку отходить и горели, щеки полыхали огнем, из носа текло. Совершенно слипались глаза, казалось, что если она даст себе волю и закроет их, то так и покатится на пол, клубочком свернется в уголке и уснет.

      …Номер, куда разместили женщин был огромным. Восемь кроватей – узких, пружинных, с ржавыми набалдашниками на металлических спинках и одна под огромным окном, узкий деревянный стол, три стула и пара тумбочек – вот и вся обстановка. Из окна несло так, что казалось, что вместе с ветром влетают крупинки снега. Никаких занавесок, скатертей или чего-то подобного не наблюдалось. Правда, постельное белье, которой кучей сложили на одной из кроватей, было чистым. Что совершенно не касалось одеял – замызганных и псивых. Но зато – они были толстыми, шерстяными и их было много.

      Тамара легла прямо в шубке на матрас, поджала ноги калачиком и уснула. Машка с Ольгой с трудом переложили ее на разобранную постель, стянули верхнюю одежду и сапоги и навалили на нее сверху три одеяла.

      Это было последнее, что Машка смогла совершить в этот день. Тоже, кое-как стянув с себя одежду и подпрыгивая от холода, она натянула прямо на колготки и водолазку тренировочный костюм, разбросала постель и залезла в нее, как в сугроб. Правда, три одеяла сделали свое дело, и она провалилась в сон, сразу, как только согрелась.

      Утро ворвалось в Машкино сознание яркими солнечными лучиками через зажмуренные ресницы, согрело захолодевшие щеки и защекотало в носу. Она открыла глаза, с трудом соображая – где она и поняла, что в комнате одна. Постели Тамары и Ольги были аккуратно застелены, вещи развешаны на плечики, а плечики пристроены на гвоздиках, набитых по стенам. На столе красовалась скатерть, явно из простыни, и стояли чашки и тарелки. А на крайней кровати лежала какая-то огромная куча. Мохнатая и страшная.

      С ужасом откинув одеяло, Машка встала и почувствовала, что