Музыка на Титанике (сборник). Евгений Клюев

в мире нечто, что живёт не в тебе:

      Улыбается Иосиф не в тебе – вне тебя,

      и Мария, шаль набросив, приняла произвол,

      вне тебя пылает в яслях огонёк бытия,

      вне тебя собрблись ослик, и ягнёнок, и вол.

      И совсем никто не нужен, чтобы всё было так,

      и уже цветок из ножен вынимает дитя,

      говорит “Make love” – и плачет, и целует цветок,

      и поёт три раза кочет и летит на восток.

      Поприветствуй, коченея, вечный круг Рождества:

      это чудо сочлененья всех колен и валов —

      всех подарков и всех свечек, всех тарелок, всех уздечек,

      всех ягнят, и всех ослят, и волов!

      Может, есть такая кнопка, чтоб нажать – и вперёд,

      или есть одна улыбка в облаках расписных…

      да ни кнопка, ни улыбка не берутся в расчёт —

      всё крутится и светится без тебя и без них».

      Что делать этому фанту?

1-му фанту

      Этому фанту – спеть,

      спеть и сыграть на лютне:

      пусть соберутся люди

      и прилетит Господь —

      на тихом облаке,

      по своему хотенью,

      ибо нет публики

      в мире первостатейней.

      Пой, драгоценный фант,

      струны перебирая,

      мелко перетирая

      свежего лиха фунт,

      пой-ничего-не-знай,

      пой-ни-о-чем-не-думай,

      кроме своей резной

      лютни, стихом ведомой.

      Возраст, привычки, пол —

      нам безразлично, кто ты,

      помнил бы только ноты,

      только б играл и пел!

      Встретимся наверху —

      всяк сам себе хозяин.

      По твоему стиху

      там мы тебя узнаем.

2-му фанту

      Этому фанту пройти четырнадцать километров,

      после чего повернуть направо и тут же налево:

      на горизонте начнёт различаться нитка залива

      и небосвод будет пепелен… нет, перламутров.

      Издалека запахнет водорослями и планктоном,

      и небольшими ракушками с роскошными завитками,

      жизнь будет передвигаться со скоростью Мураками,

      то есть стоять на месте… причём фиктивном.

      Можно пройти ещё километров десять-пятнадцать

      и не заметить при этом почти никаких изменений:

      тот же залив и небо – разве водоросли чуть зеленее,

      те же ракушки – разве чуть больше пятнистых.

      Дальше идти ни к чему, ни направо и ни налево,

      глупо оно – и понятно любому разумному фанту:

      мы никогда даже не приближаемся – к делу ли, к факту

      или хотя бы к заливу… мы так далеко от залива!

      И никакому разумному фанту некуда, значит, деться:

      во-о-он она, значит, граница… но на то она и граница,

      чтоб нам в конце-то концов вдруг расплакаться и оглянуться,

      всем вдруг расплакаться и оглянуться – как в детстве.

3-му фанту

      Этому фанту – повязку надеть на глаза.

      Вот… и пускай он расскажет, как жизнь весела!

      Жизнь весела, и по каждому плачет креза,

      плачет