Слабинушка. Людмила Андреева

лукаво хихикнула, а Валя недоумённо пожала плечами:

      – А я – знаю?..

      – Они почти час в молчанку играли!.. – лукаво поблёскивая глазами, пояснила матери сестренка. – Слово скажут и молчат…

      – И о чем же вы молчали?.. – мать хмуро посмотрела на старшую из сестер: – Делать, что ли, вам нечего…

      – Да клинья он к ней подбивает, видно уже не вооруженным взглядом… – снова вставила сестренка.

      – Молчала бы, уж коли не знаешь! – Валя зло сверкнула глазами на сестрёнку.

      Мать сменила гнев на милость:

      – И давно он так клинья-то подбивает?

      Валя снова пожала плечами:

      – Да никаких клиньев не подбивает. Просто парень он – ничего, толковый… с ребятами всё время вместе… всего пару раз до дому проводил.

      – Небось, руки-то распускал?.. – снова недоброжелательно пробурчала мать.

      – Не-е, у него этого даже в уме нет. Он не похож на наших… – поспешила ответить Валя.

      – …«Не похож на наших»… – передразнила её мать. – Все они такие, пока… – тут она запнулась. – Ты смотри, он приезжий. Чужак. Мы его не знаем, будь поосторожней с ним… Он сегодня тут, а завтра там… и поминай, как звали. А тебе тут жить.

      – Ой ну мама, всё тебе лиходеи-насильники мерещатся, да не там, где надо. Таких не только в деревне, но и по округе сколь угодно! Коль головы на плечах нет, то и со знакомыми можно так опростоволоситься, что мало не покажется!..

      Мать подозрительно глянула на дочь, которая зябко куталась в старенький полушалок, сидя на своей кровати:

      – Что-то ты, краля, недоговариваешь…

      Валя невинно хлопая ресницами, отпарировала:

      – А что я недоговариваю? Надо мне это? Я вся перед тобой – как на ладони…

      Для матери чистота девическая была больной темой. Провожая на улицу своих девчонок, она всегда приговаривала:

      – Смотрите, чтоб мне за вас потом стыдно не было!.. Коли себя не сбережете, опосля куда угодно идите, но домой лучше не возвращайтесь! Прокляну! Двери даже не открою, сгинете для меня в небытии!.. – а что может быть страшнее для человека, чем праведный гнев родной матери, воспитанной в патриархальных устоях? По крайней мере, Валя не хотела быть преданной анафеме. Для неё это страшное дело. Ей хотелось прожить жизнь с чистой совестью и душой. Да и куда ей – ни специальности, ни профессии. Учиться не пришлось, за плечами лишь восьмилетка. Нет у нее тяги к этой учебе. Что голову ломать, в деревне и этого хватит. Да и не гоже женщине быть умнее мужа. Это ещё бабка говаривала, отцова мать, жившая ранее с ними под одной крышей. Вот и не стремилась она в ученье, как другие. Читать-писать умеет, и ладно. Главным для женщины должен быть семейный очаг и воспитание детей. Чтобы все одеты, обуты и накормлены были…

      – …Эй, кума Патрикеевна… – вывел её муж из задумчивости. – Ты куда уходишь всё время?

      Валя отозвалась:

      – Здесь