Интендант третьего ранга. Анатолий Дроздов

территории и города, ими следовало управлять. В маленькие и большие города хлынули районные и окружные комиссары, все они были питомцами НСДАП. Краузе в партии не состоял, но Город находился в тылу действующей армии, комендантов здесь назначал вермахт…

      Грохот сапог оторвал Краузе от воспоминаний. Клаус показался в двери и принял подобострастный вид.

      – Где ты шлялся, болван? – буркнул гауптман. – Подавай умываться!

      Клаус исчез и появился с тазиком и кувшином. Он аккуратно наполнил таз подогретой водой, затем сходил за бритвой. Через пять минут умытый и чисто выбритый Краузе застегивал мундир.

      – Что на завтрак? – спросил, все еще демонстрируя недовольство. Комендант не должен ждать своего денщика.

      – Смею просить господина гауптмана погодить с завтраком, – ответил Клаус. – У ворот дожидается русский. Он просит принять его.

      – Я должен делать это натощак? – разозлился Краузе.

      – У русского большая корзина с продуктами, – невозмутимо сказал Клаус. – Я видел там яйца, шпик, коровье масло и глиняный кувшинчик со сливками. Русский уверяет: они свежие.

      – Так хорошо знаешь русский язык, что понял это? – все еще сердито сказал гауптман.

      – В этом нет нужды. Русский говорит по-немецки…

      Сливки были свежими. Краузе понял это сразу. В поместье Леманнов он каждое утро лил в чашку густую белую жидкость и навсегда запомнил, как выглядит только что сепарированное молоко. Вкус русских сливок был такой же: горьковатый, маслянистый. Краузе физически ощущал, как густая жидкость, проходя пищевод, растекается по стенкам желудка, гася боль… Краузе промокнул губы салфеткой и обернулся. Русский и Клаус стояли у порога.

      – Гут! – не сдержался гауптман.

      Клаус довольно ухмыльнулся, русский вежливо наклонил голову.

      – Прошу господина коменданта попробовать другие продукты, – сказал он по-немецки с еле заметным акцентом. – Все свежее, лучшего качества.

      – Потом! – махнул рукой Краузе.

      Денщик подскочил и забрал корзину. Русский остался. Краузе сделал жест, чтоб подошел ближе. Русский повиновался. Остановившись в двух шагах, он смотрел на коменданта, ожидая, когда хозяин заговорит. Краузе, не спеша, рассматривал гостя. Русский был молод, не старше тридцати. Выше среднего роста, лицо продолговатое, волевой подбородок. Серые, умные глаза смотрят без страха. Одет как простой селянин, но явно не из их числа. Да и одежда с чужого плеча – рукава полотняной рубахи коротковаты…

      – Откуда знаете немецкий? – спросил Краузе (он сам не заметил, как употребил «вы»). – Учили в школе?

      – В этом не было нужды. Мой отец немец.

      – Вы можете это доказать?

      – Только такой документ, – русский достал из кармана штанов потертую бумагу и протянул ее коменданту. Краузе развернул. Машинописная копия с подписью и печатью. На русском.

      – Что здесь написано?

      – Это приговор, – пояснил гость. – Кернер Эдуард