Фиалка. Владимир Михановский

глядит невинно. Но к ней приложено еще кое-что.

      – Вот именно: кое-что, – вздохнул шеф полиции и, пододвинув поближе несколько блокнотных листков, прочел вполголоса, но не без выражения: «Гуго Ленц! Вы имеете несчастье заниматься вещами крайне опасными. Добро бы они угрожали только Вам – в таком случае Ваши научные занятия можно было бы счесть делом сугубо личным. Но Вы пытаетесь проникнуть в последние тайны материи, тайны, которых касаться нельзя, как нельзя коснуться святынь в алтаре, без того, чтобы не осквернить их. Природа терпелива, но только до определенного предела. Если его перейти, то она мстит за себя. Знаю, Вы руководитель крупнейшего в стране научного комплекса, лауреат Нобелевской премии и обладатель десятка академических дипломов…»

      – Как видно, автор письма хорошо вас знает, – прервал чтение шеф полиции.

      – Эти сведения не составляют тайны, – пожал Ленц плечами.

      – Пожалуй. Но вернемся к письму. «Неужели Вы, Гуго Ленц, всерьез думаете, что перечисленные регалии делают Вас непогрешимым? Я знаю, Вашу особу охраняют день и ночь, и на территорию Ядерного центра, как говорят, и ветерок не просочится. Вероятно, это делает Вас полностью уверенным в собственной неуязвимости?»

      Шеф полиции оторвал взгляд от листка.

      – Скажите, у вас нет друзей, которые любят шутки, розыгрыши и прочее в таком духе?

      – Нет, – покачал головой Ленц.

      – Простой человек так не напишет, – это же, как мы только что убедились, целый трактат о добре и зле. – Шеф полиции потряс в воздухе тоненькой пачечкой листков.

      – Во всяком случае, автор не скрывает своих взглядов.

      – Как вы считаете, кто из вашего близкого окружения мог написать это письмо? – спросил Арно Камп.

      Ленц молчал, разглядывая собственные руки.

      – Может быть, вы подозреваете какое-либо определенное лицо? – продолжал шеф полиции. – У каждого из нас есть враги, или по крайней мере завистники. Нас здесь двое, и, обещаю вам, ни одно слово, сказанное вами, не выйдет за пределы моего кабинета. Подумайте, не торопитесь.

      – К сожалению, никого конкретно назвать не могу, – твердо сказал физик, глядя в глаза Кампу.

      – Никого?

      – Никого решительно.

      – Жаль. Когда пришел пакет?

      – Сегодня с утренней почтой.

      – Надеюсь, вы не разгласили содержание письма?

      – Я рассказал о нем сотрудникам.

      – Напрасно.

      – А что в этом плохого?

      – Могут пойти нежелательные разговоры.

      – По-моему, чем больше людей будет знать об этой угрозе, тем лучше.

      – Разрешите мне знать, что в данном случае лучше, а что хуже, – резко произнес шеф полиции. – Вы что, пустили письмо по рукам?

      – Нет, рассказал его.

      – Пересказали?

      – Рассказал дословно.

      – То есть как? – поинтересовался шеф. – Вы успели заучить письмо наизусть?

      – Видите ли, у меня идиотская память. Мне достаточно прочесть любой текст один-два раза, чтобы запомнить его.

      – И надолго?

      – Навсегда.

      – Удивительно, – заметил шеф и, склонявшись над столом, что-то пометил. – Впрочем, хорошая память необходима ученому.

      Они помолчали, прислушиваясь к неумолчному городскому шуму, для которого даже двойные бронированные стекла не были преградой.

      – Как вы считаете, мог быть автором письма сумасшедший? Или фанатик? – спросил шеф полиции.

      – Фанатик – да, но сумасшедший – едва ли, – усмехнулся Гуго Ленц. – Уж слишком логичны его доводы. Взять, например, это место… – Ленц приподнялся, перегнулся через стол и протянул руку к пачке листков, лежащих перед шефом полиции.

      – Минутку, – сказал шеф и прикрыл листки ладонью. – Поскольку вы все запоминаете…

      – Понимаю, – усмехнулся Ленц.

      – Простите…

      – Следите по тексту, – прервал Ленц и, уставившись в потолок, начал медленно, но без запинок читать, словно там, на белоснежном пластике, проступали одному лишь ему видимые строчки: «Да, все в природе имеет предел. Я бы назвал его условно „пределом прочности“. Преступите этот предел – и рухнет строение, упадет самолет, пойдет ко дну корабль, взорвется, словно маленькое солнце, атомное ядро… Вы, Ленц, претендуете на то, чтобы нарушить предел прочности мира, в котором мы живем. Частицами космических энергий Вы бомбардируете кварки – те элементарные кирпичики, из которых составлена Вселенная.

      Если Вы добьетесь своей цели, я не дам за наш мир и гроша. Цепная реакция может превратиться в реакцию, сорвавшуюся с цепи. И мир наш рассыплется.

      Кто, собственно, дал Вам право, Гуго Ленц, на эти эксперименты? Правда, у Вас имеется благословение самого президента. Но речь идет о другом – о моральном праве заниматься делом, которое может все человечество поставить на грань уничтожения. Я лишу Вас этого права и этой возможности…»

      – Правильно, –